Амброз Бирс - Словарь Сатаны (сборник)

Увидев двойную выгоду в своем деле, матушка принялась за него с еще большим рвением. Теперь она убивала не только недоношенных и нежеланных младенцев, но подбирала на разных — больших и малых — дорогах детей побольше, а иногда даже заманивала в маслобойню взрослых. Отец в восторге от великолепного качества жира колдовал над котлами прилежно и усердно. Короче, переработка соседей в собачий жир стала единственной страстью их жизни — всепоглощающая, непомерная жадность завладела их душами вместо надежды на теплое местечко на Небесах.

Их предприимчивость привела к тому, что их сурово осудили на собрании представителей общественности, а председатель намекнул, что дальнейшее посягательство на численность населения будет встречено враждебно. Бедные родители покинули собрание в полном отчаянии, с разбитыми сердцами и, как мне кажется, не совсем в себе. Во всяком случае, я счел благоразумным не идти с ними в маслобойню, а провести ночь в конюшне.

Примерно в полночь меня словно что-то толкнуло, я поднялся и посмотрел через окошко в комнату с печью, где, как я знал, сейчас спит отец. Огонь пылал так сильно, будто на следующий день ждали большое количество привычного продукта. Из одного большого котла доносилось ровное, тихое клокотание, будто котел не позволял себе работать во всю силу и словно ждал подходящего момента, чтобы выложиться на полную катушку. Отец не спал, на нем было нижнее белье, и он мастерил петлю из прочной проволоки. По взглядам, которые он бросал на дверь матушкиной спальни, я догадался, что у него на уме. Утратив дар речи и оцепенев от ужаса, я не был в силах ничего предотвратить. Неожиданно дверь в комнату матушки бесшумно открылась, и мои родители удивленно уставились друг на друга. Женщина тоже была в ночном белье и в правой руке держала профессиональное орудие — длинный кинжал с узким лезвием.

Она тоже не могла отказать себе в возможности извлечь последнюю прибыль, которую оставили ей враждебно настроенные горожане, — тем более что я отсутствовал. Мгновение родители пожирали друг друга глазами, а потом яростно бросились вперед. В драке они кругами перемещались по комнате, отец ругался, матушка визжала, но оба дрались как дьяволы: она пыталась проткнуть его кинжалом, он — задушить ее голыми руками. Не помню, сколько времени имел я несчастье созерцать эту неприятную сцену из домашней трагедии, но наконец, после более чем отчаянной борьбы, противники неожиданно разошлись.

Грудь отца и кинжал матери говорили о свершившемся контакте. Минуту родители недружелюбно смотрели друг на друга, а затем мой несчастный, раненый отец, чувствуя приближение смерти, прыгнул вперед, не думая о возможном сопротивлении, схватил в охапку матушку, подтащил ее к кипящему котлу и, собрав остатки сил, прыгнул с ней в котел! Через мгновение оба исчезли в его глубине, прибавив свой жир к тому, который оставил комитет граждан, приходивший к нам за день до общего собрания.

Понимая, что случившееся перекроет мне все пути к достойной карьере в родном городе, я перебрался в хорошо известный город Отамуа, где и написал эти воспоминания с сердцем, полным раскаяния за свой необдуманный поступок, приведший к такому страшному коммерческому краху.

Обстоятельства, из-за которых Джорам Турмор стал вдовцом, никогда не были широко известны. Я, естественно, их знаю: ведь я сам и есть Джорам Турмор; известны они и моей жене, покойной Элизабет Мэри Турмор, но хотя она, без сомнения, об этом говорит, все остается тайной, потому что ни одна душа ей не верит.

Когда я женился на Элизабет Мэри Джонин, она была богата, иначе я вряд ли женился бы на ней, так как был беден как церковная мышь, а Небеса не даровали мне желания самому зарабатывать деньги. Я был профессором на кафедре кошек в Университете серых грызунов, и ученые изыскания сделали меня непригодным для кипучей и тягостной трудовой жизни. Более того, я не забывал, что являюсь Турмором — членом семейства, чьим девизом со времен Уильяма Нормандского было «Laborare est errare» [96] «Работая — совершаешь ошибку» ( лат .). . Семейная традиция нарушилась лишь однажды, когда сэр Альдебаран Турмор де Петерс-Турмор, прославленный вор семнадцатого века, принимал личное участие в сложной операции, проводившейся его работниками. На это пятно на нашем гербе нельзя взирать без горечи.

Должность на кафедре кошек в Университете серых грызунов не требовала от меня унизительного труда. Там никогда не было в одно время больше двух студентов по этой благородной специальности, да и те просто повторяли лекции, записанные моим предшественником и найденные мною среди его вещей (сам он утонул в море по дороге на Мальту). Этими лекциями я вполне удовлетворял их тягу к знаниям, не отрабатывая даже тех наград, которые получал вместо жалованья.

Понятно, что, находясь в таких стесненных обстоятельствах, я видел в Элизабет Мэри спасение, уготованное мне Провидением. По своему неразумию она отказалась поделиться со мной богатством, но это меня не смущало: по законам страны (как хорошо известно) жена владеет своей долей имущества, пока жива, но после ее смерти она переходит к мужу; и даже завещание в пользу других это не отменяет. Поэтому смертность среди жен значительная, хотя и не чрезмерная.

Женившись на Элизабет Мэри и таким образом облагородив ее, присоединив к роду Турморов, я решил, что смерть жены должна соответствовать ее новому социальному положению. Если я расправлюсь с ней обычными в таких случаях методами, то навлеку на себя справедливые упреки как человек, лишенный фамильной гордости. Однако мне никак не удавалось придумать что-нибудь стоящее.

В такой критической ситуации я решил обратиться к архивам Турморов, бесценному собранию документов, содержащих сведения о роде начиная с его основателя, жившего в седьмом веке нашей эры. Я знал, что найду в этих драгоценных свидетельствах подробные описания главных убийств, совершенных моими праведными предками за сорок поколений. Из этой кипы бумаг трудно было не извлечь ценные советы.

В этом собрании находились также исключительно интересные реликвии. Там были дворянские грамоты, пожалованные моим предкам за смелые и изобретательные способы устранения претендентов на трон или тех, кто занимал его; звезды, кресты и прочие знаки отличия за исключительно секретные, носящие тайный характер услуги; подарки от величайших мировых заговорщиков, представляющие не поддающуюся исчислению ценность. Там были парадные одеяния, драгоценности, шпаги и прочие «свидетельства благодарности»; кубок из черепа короля; документы, подтверждающие права на конфискованные, проданные или заброшенные поместья; украшенный миниатюрами молитвенник, принадлежащий недостойному сэру Альдебарану Турмору де Петерс-Турмору; мумифицированные уши нескольких известных семейных врагов; тонкая кишка одного недостойного итальянского государственного деятеля, недружелюбно относившегося к Турморам; она, скрученная в скакалку, служила шести поколениям маленьких Турморов — все эти памятные сувениры, представляющие баснословную ценность, не могли быть проданы или подарены, по священным законам традиции и чувства.