Амброз Бирс - Словарь Сатаны (сборник)

Как глава семьи, я был стражем этих бесценных фамильных сокровищ и для их сохранности соорудил в подвале моего жилища убежище каменной кладки, прочные стены которого и железная дверь могли противостоять как землетрясению, так и неумолимому течению времени и алчной руке вора.

И вот теперь я направился в эту сокровищницу души, вызывающую тонкие и нежные чувства и хранящую память о разных преступлениях, чтобы узнать, какой способ убийства следует избрать. К моему величайшему удивлению и огорчению, убежище было пустым! Каждая полка, каждый сундук, каждый ящик — все было опустошено. Не осталось и следа от этой уникальной, несравненной коллекции! Однако я готов был поклясться, что до моего прихода никто не прикасался к надежному запору, печати на замке были не тронуты.

Ночь я провел поочередно в стенаниях и размышлениях, но все было бесполезно: тайна оставалась непостижимой, а боль не утихала. Но ни разу за всю эту ужасную ночь я не подумал отказаться от своего плана относительно Элизабет Мэри, и рассвет застал меня еще более укрепившимся в желании пожать плоды женитьбы. Моя великая утрата как бы духовно сблизила меня с почившими предками и наложила новое обязательство — исполнить намерение, которое так и бурлило в крови.

У меня быстро созрел план действий, и, раздобыв прочную веревку, я вошел в спальню жены, застав, как и предполагал, ее крепко спящей. Не успела она проснуться, как я уже связал ее руки и ноги. Элизабет была очень удивлена и обижена, но я, не обращая внимания на громкие протесты жены, отнес ее в опустошенное хранилище, куда никогда не позволял входить ей прежде и ничего не говорил о хранящихся там сокровищах. Усадив ее, связанную, в уголок у стены, я провел следующие два дня и две ночи, подвозя к месту кирпичи и строительный раствор, а на третий день, утром, тщательно выложил вокруг нее стену от пола до потолка. Все это время я игнорировал вопли жены о пощаде, разве что (после ее обещания не оказывать сопротивления, что, должен сказать, она честно выполнила) развязал ее. Отведенное для ее упокоения место было приблизительно четыре на шесть футов. Когда я закладывал последние верхние кирпичи у самого потолка, она попрощалась со мной, сохраняя хладнокровие, вызванное, как мне казалось, глубиной отчаяния, а я, закончив дело, почувствовал удовлетворение, что не нарушил традиции старинного и прославленного рода. Только одно мне было больно сознавать: ведь я сам работал, осуществляя задуманное, но об этом не узнает ни одна живая душа.

Наутро я поехал к судье по делам правопреемства в порядке наследования и сделал правдивое заявление под присягой о произошедшем, солгав лишь в одном: я приписал слуге работу по возведению стены. Его честь назначил специального уполномоченного, который тщательно обследовал проделанную мной работу, и на основании его доклада Элизабет Мэри Турмор в конце недели официально объявили умершей. Согласно надлежащей правовой процедуре, я унаследовал ее состояние, и хотя оно уступало моему утраченному сокровищу, насчитывающему сотни тысяч долларов, но все-таки принесло мне достаток и уважение сильных мира сего.

Примерно через полгода после вышеизложенных событий до меня стали доходить странные слухи, что в разных местах, но всегда довольно далеко от Греймолкина люди видели призрак моей усопшей жены. Эти слухи, до источника которых я не мог докопаться, во многом разнились, но сходились в одном: призрак жил на широкую ногу, да и вел себя довольно дерзко, что обычно несвойственно призракам. Носил призрак дорогие одежды, гулял среди бела дня и даже ездил в экипаже! Эти россказни ужасно меня раздражали, и, подумав, что, должно быть, не так уж глупо известное поверье о призраках не преданных земле людей, которые разгуливают на свободе, я привел нескольких работяг с кирками и ломами в давно не посещаемое убежище и приказал им разломать стену, возведенную вокруг подруги моих забав. Я решил предать тело Элизабет Мэри земле, надеясь, что ее бессмертная душа согласится принять это как своего рода эквивалент скитанию среди живых.

Всего несколько минут потребовалось, чтобы разрушить стену, я просунул лампу в брешь и вгляделся в темноту. Пусто! Ни косточки, ни локона, ни клочка ткани — узкое пространство, о котором я под присягой говорил, что оно заключает в себе все, что осталось от покойной миссис Турмор, было абсолютно пустым! Это потрясающее открытие, обрушившееся на и так уже измученный тайнами и волнением организм, сокрушило меня. Я громко вскрикнул и упал без чувств. Несколько месяцев я провел между жизнью и смертью в лихорадке и бреду; и пришел в себя, только когда мой лекарь предусмотрительно похитил из сейфа коробку с драгоценностями и улизнул из наших мест.

Следующим летом мне как-то пришлось спуститься в винный погреб, в одном из углов которого я когда-то построил теперь пустующее убежище. Передвигая бочонок с мадерой, я с силой задел им стену и с удивлением заметил, что два больших квадратных камня зашатались.

Под моими руками камни с легкостью упали внутрь, и, глянув в открывшееся отверстие, я увидел, что они упали в нишу, куда я замуровал мою незабвенную жену; а на расстоянии четырех футов находилась кирпичная кладка, выложенная моими собственными руками с целью лишить свободы несчастную благородную женщину. Это было важное открытие, и я тут же приступил к тщательному осмотру винного погреба. За бочками с вином я обнаружил четыре вещи, имеющие историческую, но не денежную ценность.

Во-первых, заплесневелую герцогскую парадную одежду (флорентийскую) одиннадцатого века; во-вторых, молитвенник, украшенный миниатюрами на пергаменте, с именем сэра Альдебарана Турмора де Турмора на титульной странице; в третьих, кубок из человеческого черепа, изрядно запачканный вином; и в четвертых, железный крест главы Имперского австрийского ордена отравителей.

Вот и все — ни одного предмета, имеющего коммерческую ценность, никаких бумаг — ничего. Но этого было достаточно, чтобы понять тайну опустошения убежища. Моя жена быстро догадалась о существовании и цели такого помещения и с мастерством, поистине гениальным, проделала в него ход, раскачав в стене два камня.

Через этот лаз она за несколько визитов опустошила хранилище, переведя его содержимое в звонкую монету. Когда, поступая бессознательно справедливо, что теперь лишает меня возможности вспоминать об этом с удовлетворением, я решил ее замуровать, то по роковой случайности выбрал ту часть подвала, где находились эти злополучные камни. Я еще не закончил свою работу, как она, без сомнения, отодвинула камни и, проскользнув в винный погреб, поставила камни на место. Из подвала она, незамеченная, легко выбралась наружу и теперь могла спокойно наслаждаться плодами бесстыдного воровства в отдалении от нашего города. Я пробовал добиться санкции на ее арест, но главный прокурор напомнил мне, что она официально числится мертвой, и сказал, что я могу лишь пойти к главному специалисту по вскрытиям, потребовать эксгумации и конструктивного оживления. Так что, похоже, мне придется смириться с великим уроном, причиненным мне женщиной, лишенной стыда и совести.