Амброз Бирс - Словарь Сатаны (сборник)

На высоте сорока-пятидесяти футов, как видится мне теперь в приятных воспоминаниях, баран достиг наивысшей точки и как бы на мгновение застыл; затем вдруг, рванувшись вперед и не изменив положения отдельных частей тела, он полетел вниз, и маршрут полета был все круче и круче, а скорость все больше; он пронесся надо мной с шумом артиллерийского снаряда, и рога его ударили почти точно в темечко дяди! Удар был такой силы, что треснула не только шея дяди, но разорвалась и веревка; мертвое тело стукнулось о землю, превратившись в сплошную мягкую массу под ужасающей тяжестью барана-метеора! От этого удара остановились все часы между Лоун-Хэнд и Датч-Дэнс, а профессор Дэвидсон, признанный авторитет в сейсмологии, который по случайности был в наших краях, сразу определил, что колебания коры шли с севера на юго-запад.

В общем, не могу не считать, что с точки зрения художественного совершенства убийство мной дяди Уильяма трудно превзойти».

Находясь в Канзасе, я приобрел еженедельную газету «Клейбэнк тандергаст оф реформ». Это издание никогда не возвращало расходы на свою покупку и поочередно разорило четырех издателей, но мой шурин, мистер Джефферсон Скэндрил из Уидхейвена, выдвинул свою кандидатуру в легислатуру, и я, естественно, хотел, чтобы он провалился, и для его политической смерти мне просто необходимо было иметь печатный орган в Клейбэнке. После приобретения газеты я сразу уволил с предупреждением редактора, слывшего человеком «с собственным мнением». Найти человека на его место было трудно: все мужчины округа претендовали на него. Я не мог назначить одного, не вызвав негодования у других. В результате я написал другу в Уорм-Спрингс из соседнего штата Миссури с просьбой прислать редактора оттуда: «рулевой» в издании, определяющем городскую политику, не должен быть из местных.

Друг прислал неопрятного и на вид нездорового мужчину по фамилии Мастхэд, сложением не крепче шестнадцатилетнего паренька; впрочем, со стороны трудно было понять, сколько в нем непосредственно редактора и сколько лишней одежды; ведь в вопросе одежды он поступал согласно своему профессиональному постулату — «прячь личность»; его костюм — исключительно эклектичный и в каком-то смысле интернациональный — превосходил его во всех отношениях. Однако друг ручался, что он «выпускник одного из лучших учебных заведений родного штата». Мои инструкции были простыми и краткими.

— Мистер Мастхэд, — сказал я, — политика нашей газеты, во-первых, во-вторых и так далее, сводится только к одному: не допустить мистера Джефферсона Скэндрила в политику.

Первым делом маленький разбойник написал убийственную статью, в которой называл мистера Скэндрила «демагогом, деградацию политических пристрастий которого можно сравнить разве что с отвращением, вызываемым его родственниками, источником этих пристрастий!»

Я поспешил довести до мистера Мастхэда мысль, что политика «Тандергаста» никогда не предусматривала оскорбление родственников критикуемого кандидата, хотя это было не совсем так.

— Сожалею, — ответил он, извлекая руку из глубины одежд и ставя на стол, где она возвышалась на шесть дюймов над поверхностью. — Надеюсь, вы не в обиде.

— Конечно, нет, — произнес я так небрежно, как только смог. — Однако не думаю, что это разумный — я хочу сказать, эффективный — метод борьбы.

— Мистер Джонсон, — сказал он, — помнится, в то время я звался Джонсоном, — мне кажется, это эффективный метод. Возможно, лично я в данном случае избрал бы другой способ полемики, вы тоже — возможно; но в нашей профессии личные соображения должны быть решительно отброшены — нужно прятать свою личность. Препятствуя избранию вашего родственника, сэр, вы тем самым демонстрируете неодобрение греха семейственности, за что я вас глубоко уважаю; семейственность надо изжить! Но в проявлении римских добродетелей, сэр, нам надо идти до конца. Когда в интересах общественной морали, — теперь мистер Мастхэд убедительно размахивал рукавом пиджака, — Виргиний [111] Согласно римской легенде, плебей Луций Виргиний заколол свою дочь, чтобы не отдать ее на поругание патрицию Аппию. заколол дочь, принимал ли он во внимание личные соображения? Когда Курций [112] Марк Курций — храбрый юноша, в 362 г. до н. э. бросился в трещину, образовавшуюся на Форуме, чтобы умилостивить богов. прыгнул в зияющую пропасть, разве он думал о чем-нибудь личном?

Я согласился, что не думал, но, находясь в состоянии раздражительности, продолжил спор, возясь с револьвером и неспешно заряжая его; предвидя мои возражения, мистер Мастхэд уклонился от дальнейшего спора, поспешно оборвав разговор. Этим вечером я послал ему записку, кратко посвятив в детали политики, которую раньше обрисовал в целом. Среди прочего я указал, что для нас будет лучше превозносить соперника мистера Скэндрила, чем ругать его самого. Мистер Мастхэд неохотно с этим согласился — «скрытая личность в зависимом служащем — это бесправный раб», — с укором сказал он. В следующем выпуске «Тандергаста» вышла редакционная статья под заголовком «Вселяющий силы ветер»:

«На прошлой неделе мы заявили о нашем неприятии кандидатуры мистера Джефферсона Скэндрила и привели убедительные доводы. Впервые за все время своего существования газета сделала ясное, глубокое и компетентное заявление и продемонстрировала верность вечным принципам! Отступая на время с завоеванных позиций, обратимся к прошлому соперника мистера Скэндрила. О нем говорят, что он провел несколько лет в сумасшедшем доме Уорм-Спрингс, соседнего с нами штата Миссури. Хотя слух пущен разными политическими шавками, мы не опустимся до того, чтобы опровергать его, потому что он случайно оказался верным; на следующей неделе мы покажем (как по мановению волшебной палочки), что очернители великого государственного деятеля не извлекли никакой пользы из пребывания в том же заведении: их умственная деградация не лечится».

Я счел его выпад слишком сильным и не совсем уместным, но Мастхэд сказал, что этот малоизвестный в Клейбэнке кандидат действительно провел некоторое время в психиатрической лечебнице Уорм-Спрингс, и об этом надо говорить смело: увиливания и отрицания погибнут под железными колесами Истины! Говоря это, он словно раздувался и увеличивался в размере, почти заполняя собой одежду, а горящий в глазах огонь порождал у меня чувство (впоследствии утраченное), что справедливое дело не пострадает из-за небольшой уступки фактам. Итак, предоставив редактору право действовать по своему усмотрению, я отправился на важные встречи: после появления статьи несколько друзей мистера Броскина вызвали меня на дуэль. Мне казалось несправедливым, что я должен защищать курс нового редактора от приверженцев собственного кандидата; тем более что я прав, а они просто ничего не знают о предмете спора — ни один из них даже не слышал о сумасшедшем доме в Уорм-Спрингс. Но я не уклонялся от журналистского долга — дрался на дуэлях и вел себя, как приличествует литератору и политику. Некоторое время я лечился от ран, и в это время каждый заметный член моей партии, приезжавший в Клейбэнк поговорить с избирателями, считал своим прямым долгом сначала навестить меня, вежливо осведомиться о здоровье и вызвать на дуэль. Мой врач запретил мне что-либо читать, и в результате Мастхэд был в газете полным хозяином. Просматривая теперь старые подшивки, я увидел, что он отдал весь свой талант и все газетное пространство, включая полосы для рекламы, на доказательство того, что наш кандидат был пациентом психушки, и презрительно спрашивал конкурентов, что они собираются делать по этому поводу.