Стюарт Тёртон - Дьявол и темная вода [litres]

Это было безрассудно и глупо. Она не должна была этого произносить, но эти слова исторглись из ее рта, подобно рвоте.

– Знаю. Почему думаешь, я выбрал тебя из всех сестер? – Он скатился с нее, подошел к столу и налил себе еще вина. – Мы с твоим отцом были врагами, Сара. Я отправил пиратов сжечь его склады и разграбить его корабли, а потом когда разорил его, то взял в качестве трофея одну из его драгоценных дочерей. Ту, которая никогда бы не полюбила меня, но ненавидела бы больше всех. – Он допил вино и рыгнул. – Ну и каково это – знать, что страдаешь вместо кого-то, а все твои муки предназначены другому? – Он пристально посмотрел на нее.

– Я знаю, что вы вступили в сговор со Старым Томом, – бросила она, вне себя от ненависти. – Знаю, что это вы призвали его.

Во взгляде Яна что-то промелькнуло: не изумление, не гнев, не грусть и даже не удивление.

А гордость.

– Я был четвертым сыном в семействе, покрывшем себя позором из-за неспособности отца к делам, – сказал он. – У Бога не было грандиозных планов на мое будущее, я построил их сам вместе с дьяволом, который вызвался помочь. Тебе не удастся меня опозорить, Сара. И не жди сочувствия. Когда Причуду доставят в Амстердам, мое имя впишут в историю, а твое – ничем не выдающееся и обыденное – канет в Лету. – Он махнул в сторону двери. – А теперь уходи. Ты мне больше не нужна.

На отведенном ему тесном пятачке Арент втискивался в свою старую военную форму, то и дело высовывая руки и ноги из-за ширмы. Бриджи жали в поясе, а поношенный зеленый дублет сходился с трудом.

Арент огорчился, но не удивился.

Пусть он и ловил преступников, все же его теперешняя жизнь была спокойнее. Он сытно ел, пил дорогое вино, не напрягался целыми неделями. В армии было совсем по-другому. Солдаты шли маршем или сражались почти каждый день, а в отсутствие врага дрались друг с другом. Воинская жизнь была полна лишений и тягот, так что по ней Арент почти не скучал.

Наконец он застегнул дублет, втиснул размахрившиеся полы рубахи в бриджи и оглядел ее – около воротника обнаружились несколько засохших капель крови.

Придется смириться. Другой парадной одежды у него не было. Дядя купил ему эту форму и офицерский чин. Может, у Яна Хаана и было бессчетное множество недостатков, но только он понимал, почему Арент хотел расстаться с родней. Только он не кричал на него, только он ничего не запрещал. Только он видел в глазах Арента страх. Преданность семье заставляла его отговаривать племянника, но тот твердо стоял на своем, так что дядя сделал все, чтобы обеспечить ему достойное начало самостоятельной жизни.

Арент тосковал по тому дяде, каким знал его в детстве. Теперь дядя очень и очень изменился. Сам Арент в демонов не верил, но понимал, почему верят другие. Было бы спокойнее, если бы существовал некто, кого можно во всем обвинить, прогнать и волшебным образом вернуть прежнего дядю.

Арент потер шрам. Дядя утверждал, что его оставил убийца, но зачем? И кому еще об этом было известно? Тот, кто знал о его прошлом, нарисовал метку Старого Тома на парусе. Он же сделал так, что Боси взяли в команду. А потом одел его в лохмотья прокаженного, помог забраться на ящики в порту и изречь грозное предупреждение.

Для того чтобы все это провернуть, требовались власть, план и исполнители – простой наемник не стоит таких усилий.

Арент оправил дублет и через рулевое отделение прошел в кают-компанию. Угрюмые стюарды разливали напитки, пассажиры и офицеры походили на смешивающуюся в источнике теплую и холодную воду, так что всплески веселости соседствовали с неловкими паузами, а учтивые разговоры неизменно переходили в тягостное молчание.

Зандер и Изабель беседовали с Сарой и Лией. У Сары были заплаканные глаза. Она увидела Арента на пороге и улыбнулась ему.

На душе у Арента потеплело.

Следом он заметил Воса. Тот с несчастным видом смотрел на кого-то в другом конце каюты. Арент проследил за его взглядом и понял, что Вос наблюдает за Кресси. Из всех присутствующих весело было только ей одной. Она вызывающе близко подошла к капитану Кроуэлсу. Трудно было сказать, кто из них одет лучше: белокурая Кресси в платье дамасского шелка, расшитом бусинами и кружевами, или Кроуэлс в шелковой рубашке, кожаном камзоле, оранжевых бриджах, окаймленных перьями, и ярком плаще в тон.

Кресси рассмеялась, продемонстрировав белоснежные зубки, потом игриво потянула капитана за перевязь:

– Признайтесь, капитан, кто вы на самом деле? Грубый торговец или джентльмен?

– А нельзя быть тем и другим?

– Это невозможно, – сказала она, тряхнув волосами. – Первый стремится сколотить и сохранить состояние. Второй же бездумно его тратит, не задумываясь о том, как оно ему досталось. Несочетаемые вещи, но вы умудряетесь сочетать их в себе.

Кроуэлс гордо выпятил грудь. Приятно получать комплименты от самой Кресси Йенс.

– Так скажите же, как вы сделались столь привлекательным ходячим противоречием?

Арент не сомневался, что Кроуэлс не уловил подвоха. Он был так очарован Кресси, что не понял, насколько прямолинеен ее вопрос. Сэмми говорил, что неудобные вопросы следует маскировать под любезности. Сэмми был в этом мастер, но Кресси превзошла даже его.

Что она задумала?

– Вам я признаюсь, госпожа Йенс, поскольку уверен, что вы найдете мою историю увлекательной, – ответил Кроуэлс, дерзко подступая еще ближе к Кресси. – Моя семья была богата до тех пор, пока дед, будь он проклят, не промотал фамильное состояние. И в детстве мы видели лишь остатки былой роскоши. Изящная мебель стояла в комнатах, которые были для нее слишком малы. Мать поддерживала в доме уклад того общества, которое нам пришлось покинуть, и время от времени могла воспользоваться чудом уцелевшими связями или взыскать какой-нибудь давний долг. Так я и получил патент капитана. Это была последняя услуга друга семьи, который более не хотел знаться с теми, кто не мог ему ничем отплатить.

Кресси изумленно прикрыла рот ладонью.

– Я оказался прирожденным мореходом, – бахвалился Кроуэлс. – Спросите любого матроса, и он вам скажет, что никто лучше меня не умеет определять курс и толковать изменения на небе и в море. Никто другой на «Саардаме» не касается карты, ибо не сможет вести нас правильным курсом. И все же эти умения неравнозначны тому, что я потерял. Вот я и берегу то, что осталось от прошлого. Манеры, платье, образование. Когда я наконец-то восстановлю фамильное состояние, то стану вести ту жизнь, которой был лишен.

Кресси посмотрела на Кроуэлса таким многообещающим взглядом, что Арент смущенно отвернулся.

– Вы – выдающийся человек, мой капитан, – сказала Кресси. – Но как же вы вернете фамильное состояние и, могу ли я поинтересоваться, как скоро это произойдет?