Стюарт Тёртон - Дьявол и темная вода [litres]

Боцман закрылся рукой, и кинжал резанул его по плечу, забрызгав Арента кровью.

Вик не упал, а резко взмахнул рукой, ослепив Арента кровью.

Арент пнул Вика под дых. Тот задохнулся, а Арент в это время вытер глаза. Несмотря на то что видно было плохо, он углядел, как Исаак Ларм кивнул кому-то в толпе. Арент проследил за его взглядом и увидел нож, мелькнувший в рукаве матроса.

Вик неожиданно крутанулся и попытался напасть на Арента со спины.

Арент поддался, но оставил несколько шагов между собой и убийцей.

Он подготовился к удару и не стал его отбивать, а позволил боцману попасть ему в руку. Несмотря на жгучую боль, подпустил Вика еще ближе и ухватил за запястье. Потом, взревев, швырнул боцмана на матроса с ножом так, что они сшиблись.

В два прыжка Арент накинулся на них, подобрал упавший нож и пригвоздил матроса к палубе ударом в руку. Потом придавил Вика к палубе своим весом, ударил его кулаком и наклонился к уху. Пахнуло паприкой.

– Что значит лаксагарр?

Вик выдернул нож, пригвоздивший руку матроса, и попытался пырнуть Арента в бедро.

Взревев, наемник схватил его за руку и ударил ею о палубу, выбив нож. Потом локтем саданул Вику по лицу, чтобы он перестал сопротивляться.

– Что значит лаксагарр? – повторил Арент.

Вик закашлялся кровью, взгляд его стал бессмысленным.

– Старый Том заберет тебя.

Арент снова его ударил, его кулак разил как пушечное ядро. В лице Вика что-то хрустнуло.

Сара крикнула ему, чтобы он остановился.

– Что значит лаксагарр?

– Да пошел ты…

Арент снова ударил Вика так, что голова его запрокинулась. Какая-то темная часть души Арента ликовала. Он так долго сдерживал свою силу, опасался драться, потому что знал, чем все закончится. Сколько он себя помнил, в его душе всегда пылала ярость. Каждая обида, каждая насмешка, каждый презрительный взгляд подкидывал угля в топку, но дверцу Арент держал закрытой.

Он снова занес кулак:

– Что значит…

– Ловушка, – просипел Вик, харкая кровью. – Это ловушка.

Все вокруг замолчали.

Пыхтя, как кузнечные мехи, Арент огляделся. Толпа смотрела на него с благоговением новобранцев, впервые видящих пушечный обстрел.

Вик был самым злобным и самым ужасным на корабле, если не считать Старого Тома. Любой, кто хоть чем-то не угодил боцману, страдал, причем очень жестоко.

Боси досталось больше всех, но не ему одному. У каждого было что вспомнить.

Вик снился в кошмарах даже убийцам, ворам и насильникам. И Арент его победил.

Хрупкий баланс сил на «Саардаме» необратимо изменился.

Пока матросы соображали, что произошло, Сара прорвалась сквозь толпу и с чувством обняла Арента.

– Сара, но что…

– Молчите, – сказала она, прижимаясь щекой к его груди. Наконец она смахнула слезы. – Я думала, вы его убьете.

Арент осмотрел рану на плече. Неглубокая, но с неделю поболит.

– На норнском наречии «лаксагарр» – «ловушка», – сказал Арент. – Когда матросы спрашивали Боси, что он делает, тот отвечал, что ловушку.

Сквозь толпу к ним шел Дрехт.

– Почему ты его не убил, идиот чертов?

– Мертвые не отвечают на вопросы, – ответил Арент, возвращая ему кинжал.

– Зато не задают, – парировал Дрехт. – Сила следует за силой. Ты выставил его слабаком перед матросами. Он тебе отомстит. Не может не отомстить.

– Мне всегда кто-нибудь хочет отомстить, – ответил Арент, глядя на Исаака Ларма. – Лучше им поторопиться, не то я их первый найду.

Арент доковылял до каюты под галфдеком. С его пальцев капала кровь. На бочке чадила одинокая свеча.

Из темноты послышался смех Изабель. Она сидела на табурете и разговаривала с Доротеей. Увидев Арента, они замолчали и обеспокоенно уставились на него широко раскрытыми глазами.

– Вы победили? – спросила Доротея.

– Победил, – ответила за Арента Сара, открывая лекарский набор со всевозможными примочками, мазями, пузырьками с эликсирами и мешочками с порошками.

Она извлекла из-под них изогнутую иглу и нить кетгута.

Подсвечивая себе свечой, Сара осмотрела порезы.

– Рубашку придется снять, чтобы ткань не попала в рану, – сказала она Аренту.

Арент послушался и снял рубашку, открыв плохо зажившие шрамы, ожоги, рубцы от колотых ран и следы от пуль.

Изабель пробормотала молитву.

– Вы заплатили Господу высокую цену за свою жизнь, – с пылом сказала она.

– Не Бог вложил меч мне в руку, – возразил Арент.

Пальцы Сары были скользкими от крови, и ей пришлось попросить Изабель вдеть кетгут в иглу.

– Научите меня лечить людей? – спросила Изабель, сосредоточенно пытаясь попасть нитью в игольное ушко.

– Если чувствуешь в себе призвание к этому, буду счастлива научить, – сказала Сара, беря у нее иглу с нитью. – Где-нибудь найдется непочатая бутыль вина?

– Я поищу, госпожа, – сказала Изабель.

– Можно просто Сара, – поправила ее та. – Если не найдешь, попроси у стюарда. Скажи, что для меня.

Изабель ушла.

Зажав кетгут в зубах, Сара проколола иглой края раны, затянула первый стежок и начала второй. Боль была такая, что Арент с сожалением вспоминал те времена, когда он просто лежал недели две, надеясь, что рана затянется и он не умрет.

Так его учил полковой старикашка-лекарь. Он же сказал, что главное – чтобы из раны вышли зловредные гуморы, а потом тело само себя вылечит.

Сэмми такой подход не нравился. Когда Арента впервые при нем ранили, он зашил раны, словно прорехи в камзоле. Арент протестовал, упоминал советы лекаря и зловредные гуморы, но Сэмми отнесся к его словам не очень благожелательно. Даже кольнул пару раз иглой, чтобы показать свое недовольство.

Арент удивился, что Сара тоже умеет зашивать раны.

– Где вы этому научились? – спросил он, глядя, как она работает.

– От матери, – рассеянно ответила та. – Мой дед был известным целителем. Он научил ее, а она – меня.

– А отец умел лечить людей?

Сара покачала головой:

– Он был торговцем. – В ее голосе послышался холод. – Он заболел, когда был проездом в нашей деревне. Мама его вылечила, и он в нее влюбился. Семья мамы была чуть богаче крестьянской, но мой знатный отец на это не посмотрел. Они поженились и жили счастливо, вот только отец растерял всех друзей, потому что отверг их высокородных дочерей. – Сара затянула очередной стежок и сухо сказала: – Любовь чуть не разрушила мою семью. Хотя, с другой стороны, у них ведь родилось пять дочерей, так что у отца хватало возможностей исправить ошибку.

Сара продолжила работать молча и шикала на Арента, когда он пытался заговорить.

Она промыла рану принесенным Изабель вином и отдала бутыль Аренту, чтобы приглушить боль.

Он едва пригубил вино.

То, что Сара стояла перед ним на коленях, даже в таких обстоятельствах было тем еще испытанием на прочность. Только боль помогала ему сохранять самообладание.