Йон Линдквист - Икс. Место последнее [litres]

Подобно совершающему обряд священнику, Икс сделал движение ладонями вверх и сказал:

– Падайте.

Из тел Алекса и Сергея словно вдруг извлекли скелет, и они рухнули на землю, приземлились на мягкую траву, а затем подползли к Иксу и положили головы ему на ноги, подняв лица вверх и оказавшись рядом с лицом Линуса. Они часто и тяжело дышали, словно в нетерпеливом предвкушении, и Линус, сам не зная почему, задышал так же.

Звуки, издаваемые в низком регистре, вибрировали в теле у Икса и распространялись через череп Линуса. Все та же допотопная песня, которую напевал дядя Томми, «Со мною всегда небеса». Что-то стало пробиваться из деформированного носа Икса. Черная субстанция, слишком плотная для крови или соплей и слишком бесформенная и текучая для куска плоти. Субстанция вытянулась в тягучую струну с блестящей каплей в самом низу.

Линус открыл рот, чтобы ее проглотить.

Томми нашел Бетти на балконе: она стояла, вцепившись в поручень, и заплаканными глазами разглядывала двор. Он погладил ее по спине и встал рядом, так что их руки касались друг друга. Повышенные голоса с площади разносились по округе и долетали до балкона неразборчивым гулом.

– На площади что-то происходит, – сказала Бетти. – Я боюсь туда идти. Вдруг это как-то связано с Линусом.

– Не связано.

– Откуда ты знаешь?

– Мне пришло сообщение. Из газеты.

Если бы Томми полностью сосредоточился на своих профессиональных обязанностях, сейчас он был бы на площади и занимался историей с Чиво. Но фигура Томми Т. рассеялась, в то время как все более четкие контуры обретал обычный Томми, который больше беспокоился за сестру, чем за сенсацию.

– Дай посмотреть, – Бетти протянула руку.

– Что посмотреть?

– Сообщение.

Томми засомневался, но телефон все же отдал. Даже если «Снэпчат» удалял фотографии через пять секунд, фото Линуса под пытками, подвешенного на крюк, так отпечаталось в памяти Томми, что казалось странным, как это в телефоне его уже нет.

– Ты мне не веришь? – спросил Томми.

– Я думаю, ты говоришь то, что, как тебе кажется, мне сейчас надо услышать.

– Ты не можешь просто довериться?

Бетти покачала головой и открыла папку с сообщениями.

Для Бетти Томми всегда был главным авторитетом. В детстве она чаще приходила с вопросами к нему, чем к родителям. Она бы не вышла за Йорана, если бы Томми с воодушевлением не благословил их брак. Они были счастливы. А потом случилось то, что случилось, но Томми ведь не мог этого предугадать.

Так что Бетти нечасто подвергала сомнению его точку зрения. Обычно она проглатывала его приглаженную правду, как беззубый хлебает суп.

– Кто такой Чиво? – спросила Бетти, читая что-то на экране сузившимися до щелок глазами.

– А ты не знаешь?

– Если бы знала, не спрашивала бы.

– Он заправляет всем в северном квартале. Заправлял.

– Линус может быть замешан в этих… делах?

– Нет. Не в северном квартале. Это невозможно.

– Почему ты так убежден?

– Убежден. Верь мне.

Последние два слова Томми говорил Бетти только в особых случаях. Они были стоп-краном, чем-то окончательным и бесповоротным. Произнося «верь мне» , Томми словно отправлял свой авторитет под нож. Бетти могла резать и ковырять сколько угодно, ничего подозрительного все равно не найти. Слова возымели желаемый эффект. Плечи Бетти опустились, и она сделала долгий выдох, который перешел во всхлипывания, когда она вернула Томми телефон.

– Но где же он тогда?

Томми не солгал. Он не сомневался, что Линус не имеет ничего общего с делами Чиво. Однако не стал рассказывать, что так же уверен: смерть Чиво и исчезновение Линуса как-то связаны. Но вот как – он не знал.

– Каким был Линус в последнее время? – спросил Томми.

– Как обычно. Замотанный.

– Он делал что-то необычное?

– Нет. Хотя да. Продавал печенье.

– Какое печенье?

– Обычное печенье.

– Давай-ка еще раз. Линус продавал печенье?

– Да. Чтобы немного подзаработать. Сам знаешь, нам пришлось забрать у него…

– Знаю-знаю.

Томми оставил ее и пошел в комнату Линуса. По пути прошел мимо Йорана, который сидел в своем кресле в гостиной. Требовательное бульканье означало, что он хочет что-то сказать, но, чтобы его слушать, надо было набраться терпения, а его в данный момент у Томми не было.

История о том, что Линус, словно скаут, ходит по квартирам и продает сладости, была так же убедительна, как и произведения Барбру Линдгрен [43] Барбру Линдгрен (р. 1937) – шведская писательница, известна, в первую очередь, как автор книг для детей. в жанре « документального детектива ». Томми фыркнул – первым, что он увидел за дверью Линуса, оказался пакет, наполовину заполненный печеньем. Он открыл упаковку печенья с лимонным кремом. Да, действительно печенье. Взял одно и осторожно надкусил. На вкус тоже как печенье. Ощупал другие пачки, казалось, что в каждой из них именно то, что должно быть. Самое обычное гребаное печенье, за которое Линуса пытали и подвесили на крюк. Ага, как же. Грудь сдавило спазмом, и Томми схватился за сердце. В руку не отдает, значит, не стенокардия. Просто старая добрая тревожность.

Линус, Линус, во что же ты ввязался?

Что бы ни думали учителя и все остальные, Томми знал, что Линус умен. Он использовал печенье как дымовую завесу, чтобы скрыть что-то другое, настолько серьезное, что ему оказали честь и подвергли пыткам.

До встречи с Эрнесто оставался час, и, за неимением других зацепок, вполне можно заняться тем, что актуально на данный момент. Единорог, убивший Чиво. Томми искренне надеялся, что у этой сказки счастливый конец.

Когда Томми вышел на улицу, начал накрапывать дождь, так слабо, что это больше походило на влажное уплотнение воздуха, но вкупе с холодом и пасмурным небом над бетонными фасадами атмосфера была воплощением угрюмости шведских спальных районов, и это настроение передалось Томми. Он застегнул куртку на все пуговицы, засунул руки поглубже в карманы и пошел к площади, в то время как тонкая пленка воды окутывала его лицо, а сердце в груди опускалось все ниже.

Сначала ты втягиваешься, а потом тебя засасывает все глубже.

Он с ностальгией думал о том, как все было до проклятого звонка Уве Алина из «Стокхольмснютт». Сидел себе в кресле, ел низкокалорийные полуфабрикаты, смотрел по ящику программу про антиквариат, а Хагге приходил и клал голову на ноги. Теперь эта жизнь казалась потерянным раем.

В телефоне было полно уведомлений о пропущенных звонках. От Томаса, который, вероятно, хотел обсудить статью о боксерском клубе, от Янне с его абсурдной автобиографией, от Уве Алина, от Аниты. От людей, которые хотели ему что-то сказать и что-то от него услышать. В телефоне эти звонки и сообщения были аккуратно выстроены в ряд, а в его голове из-за стресса, угрызений совести и страха они скакали, как раскаленные шарики в пинболе, и Томми ужасно хотелось хорошенько дать с ноги по этому механизму и опрокинуть его. Покончить с этим дерьмом. Заползти обратно в кресло.