Гастон Леру - Призрак Оперы [litres]

Волнение Эрика было так велико, что он вынужден был просить Перса не смотреть на него: он задыхался, и ему пришлось снять маску. Тут дарога признался мне, что он сам пошел к окну, чтобы открыть его, сердце его разрывалось от жалости, и все-таки он старался не отрывать глаз от верхушек деревьев Тюильрийского сада, чтобы только не видеть лица чудовища.

– Я пошел и освободил молодого человека, – продолжал Эрик, – сказал ему, чтобы он следовал за мной к Кристине… Они обнялись при мне в спальне Луи-Филиппа. У Кристины было мое кольцо…

Я заставил Кристину поклясться, что, когда я умру, она придет ночью к озеру с улицы Скриба, чтобы похоронить меня тайно вместе с золотым кольцом, которое до той минуты будет носить сама… Я сказал ей, где найти мое тело и что надо делать… Тогда Кристина в первый раз поцеловала меня в свою очередь, вот сюда, в лоб… (Не смотри, дарога!) Сюда, в лоб… мой лоб!.. (Не смотри, дарога!) И они ушли вместе… Кристина больше не плакала, плакал я один… Дарога, дарога… Если Кристина сдержит свою клятву, она скоро вернется!.. – Эрик умолк.

Перс ни о чем его больше не спрашивал. Он был спокоен за судьбу Рауля де Шаньи и Кристины Дое, и никто из тех, кто принадлежит к роду людскому, послушав Эрика, который плакал в ту ночь, не усомнился бы в его словах.

Чудовище снова скрыло свое лицо под маской. Собравшись с силами, Эрик покинул дарогу. Он заявил, что когда почувствует близкий конец, то, чтобы отблагодарить Перса за добро, которое тот для него сделал, пошлет ему самое дорогое для себя на свете: все письма Кристины Дое, написанные ею во время этих событий для Рауля и оставленные Эрику, а также кое-какие доставшиеся ему вещи: два носовых платка, пару перчаток и бант с туфли. На вопрос, заданный Персом, Эрик ответил, что сразу же после обретения свободы молодые люди приняли решение отправиться на поиски священника в какую-нибудь далекую глушь, где они собирались укрыть свое счастье, и что с этим намерением они остановили свой выбор на «вокзале Севера Земли». Наконец, Эрик рассчитывал, что как только Перс получит от него обещанные реликвии и письма, то сообщит о его смерти молодым людям. Для этого он должен поместить извещение о смерти в газете «Эпок».

Вот и все.

Перс проводил Эрика до двери своей квартиры, а Дарий, поддерживая, вывел его на тротуар. Рядом дожидался фиакр. Эрик сел в него. Перс, снова подойдя к окну, слышал, как он сказал кучеру:

– К Опере.

Затем фиакр скрылся в темноте.

Перс видел бедного несчастного Эрика в последний раз.

Три недели спустя газета «Эпок» поместила извещение о смерти:

ЭРИК УМЕР.

Такова правдивая история Призрака Оперы. Как я сообщал в начале этой работы, теперь никто уже не усомнится в том, что Эрик действительно жил. Слишком много доказательств его существования доступно сегодня каждому, чтобы нельзя было трезво проследить за всеми поступками и жестами Эрика на протяжении разыгравшейся драмы семейства Шаньи.

Нет нужды повторять здесь, насколько это дело взбудоражило столицу. Похищение артистки, смерть графа де Шаньи при столь необычных обстоятельствах, исчезновение его брата и трое заснувших осветителей в Опере!.. Какие драмы! Какие страсти! Какие преступления развертывались вокруг идиллии Рауля и нежной, очаровательной Кристины!.. Что стало с замечательной и таинственной певицей, о которой миру никогда, никогда больше не суждено было услышать?.. Ее представили как жертву соперничества двух братьев, и никто не догадался о том, что произошло на самом деле; Рауль с Кристиной исчезли, и никто не догадался, что нареченные удалились от мира, дабы изведать счастье, которое после загадочной смерти графа Филиппа не хотели предавать огласке. В один прекрасный день они сели в поезд на вокзале Севера Земли… Я тоже, быть может, когда-нибудь сяду в поезд на этом вокзале и отправлюсь на твои озера, о Норвегия, о молчаливая Скандинавия, на поиски следов, возможно, живущих и доселе Рауля и Кристины, а также госпожи Валериус, исчезнувшей в то же самое время!.. Быть может, когда-нибудь и мне собственными ушами суждено услышать, как одинокое Эхо Севера Земли повторяет песню той, которой довелось встретить Ангела музыки?..

Спустя долгое время после того, как неумными стараниями судебного следователя господина Фора дело было закрыто, пресса время от времени снова и снова пыталась проникнуть в тайну и продолжала задаваться вопросом, где та чудовищная рука, которая подготовила и привела в исполнение столько неслыханных катастроф! (Преступления и исчезновения.)

И лишь одна-единственная бульварная газета, которая была в курсе всех закулисных сплетен, отважилась написать:

ЭТОЙ РУКОЙ БЫЛА РУКА ПРИЗРАКА ОПЕРЫ.

Но и она, естественно, преподнесла это с иронией.

И только Перс, которого не пожелали выслушать и который после визита Эрика не возобновлял больше своей попытки обратиться к правосудию, знал всю истину целиком.

И имел основные доказательства, полученные им вместе с драгоценными реликвиями, обещанными Призраком…

Эти-то доказательства мне и надлежало дополнить с помощью самого дароги. День за днем я ставил его в известность о результатах моих поисков, которые он направлял. Много долгих лет он не бывал больше в Опере, но сохранил о монументальном сооружении самые точные воспоминания, и трудно было найти лучшего гида, который помог бы мне обнаружить там самые потаенные уголки. И опять-таки именно он указывал мне источники, где я мог черпать сведения, и людей, которых следовало расспросить; это он направил меня к господину Полиньи в тот момент, когда бедняга был почти при смерти. Я не знал, что он так малодушен, и никогда не забуду, какое впечатление произвели на него мои вопросы относительно Призрака. Он глядел на меня так, словно видел дьявола, и отвечал лишь несвязными фразами, которые тем не менее свидетельствовали (а это главное) о том, сколько волнений внес в свое время П. О. в его и без того бурную жизнь (господин Полиньи был, что называется, кутилой).

Когда я сообщил Персу о ничтожном результате моего визита к господину Полиньи, дарога с усмешкой сказал:

– Полиньи так никогда и не узнал, как этот отъявленный проходимец Эрик (для Перса Эрик был то богом, то законченным негодяем) надувал его. Полиньи был суеверен, и Эрик это знал. Эрик много всего знал и об общественных, и о частных делах в Опере.

Когда господин Полиньи услыхал в ложе номер пять таинственный голос, который поведал ему, как он проводил время, используя доверие своего компаньона, он поспешно убрался. Посчитав сначала это Божьим гласом, Полиньи решил, что над ним нависло проклятье, но потом, когда голос потребовал у него деньги, понял наконец, что имеет дело с вымогателем, жертвой которого стал и сам Дебьенн. Устав к тому времени от директорства в силу разных причин, оба они предпочли уйти, не попытавшись установить личность этого странного П.О., поставившего им столь необычные договорные условия. Тайну они полностью передали по наследству следующей дирекции, вздохнув при этом с большим облегчением и радуясь тому, что избавились от истории, сильно заинтриговавшей их, но не заставившей смеяться ни того ни другого.