Рене Ахдие - Красавица [litres]

Майкл вдохнул через нос. Отпустил ее запястья, и смертельный покой отразился на его лице.

– Почему я впервые слышу об инциденте, произошедшем два дня назад?

– А я должна докладывать вам каждый раз? – Селина опять рассмеялась. Оттолкнула его и вскинула руки к небу. – Кроме того, мои слова похожи на бред сумасшедшего. Того, кто долгие годы провел в тюрьмах Бастилии, кого не касались солнечный свет и свежий воздух, столь необходимые жизни. – Ее грудь тяжело вздымалась при каждом вздохе.

Невозможно было прочесть ни единой эмоции на лице Майкла, когда он взглянул на нее сверху вниз, и взгляд его бледных глаз не дрогнул.

– Что произошло, когда это существо преследовало вас два дня назад? Как вам удалось сбежать?

– Бастьян.

– Бастьян? – Майкл прищурился, мышцы напряглись на его шее. – Что там делал Бастьян?

– Не имею ни малейшего понятия. Быть может, вам стоит прекратить вести себя как обиженный ребенок и спросить у него самому. Вероятно, ему тоже не терпелось встретить свою смерть.

Майкл раскрыл было рот, чтобы возразить, однако стук кареты по брусчатке отвлек его, спасая Селину от необходимости продолжать их беседу.

Блестящая черная коляска остановилась прямо у железных ворот монастыря. На ее двери красовалась геральдическая лилия в пасти рычащего льва. На долю секунды Селина понадеялась, что оттуда выйдет широкоплечий молодой человек с пронзительным, точно кинжал, взглядом и скулами, высеченными из камня. Осмелилась мечтать, что он подарит ей заколдованную карету, способную увезти ее на край света. Скажет ей, что она может отправиться в любой уголок земли, в какой пожелает. Поклянется следовать за ней куда угодно, даже в ад.

«Как глупо». Мужчина не должен давать ей такую свободу. Селина должна быть в состоянии позаботиться о себе. Однако она уже пыталась это сделать. Пыталась, и ее попытки потерпели крах несколько раз, мир вновь и вновь напоминал ей, что ее свобода не принадлежит ей, тем более она не может ею распоряжаться. У девушки без денег и будущего нет места в высшем обществе. В таком обществе жены и дочери являются законной собственностью. Товарами, позволяющими добиться успеха и богатства.

Может быть, пришло время Селине отречься от высшего общества.

Как будто для того, чтобы возразить этому умозаключению, дверь коляски распахнулась и по ее ступенькам спустилась Одетта, облаченная в брюки, ботфорты и военного стиля пиджак с лентой через плечо. Она поспешила к Селине, оттолкнув Майкла с таким видом, о который могло обжечься даже солнце.

– Mon amie, – сказала Одетта с мрачным взглядом, белки ее глаз были красными.

Селина выпрямилась, ее плечи дернулись с благодарностью. Волшебные сказки детства были не чем иным, как враньем. Никакой мужчина не придет спасти ее этой ночью, как делают это обычно в книгах.

Однако подруги пришли к ней на помощь. Сначала Пиппа со своей кочергой. А теперь вот Одетта с каретой.

Всего минуту назад Селина почти отвернулась от них навсегда.

Прежде чем Одетта успела вымолвить хоть слово, Майкл сердито уставился на нее, его бесцветные глаза буквально готовы были пронзить ее насквозь.

– Мисс Вальмонт, – сказал он сквозь зубы. – Слухи и впрямь быстро разлетаются… пробуждая даже самых сонных.

– Уберегите меня от своих глупостей сегодня, – прошипела Одетта, повернувшись к нему спиной. – Мое терпение относительно заурядных юных мужчин готово вот-вот лопнуть. – Она посмотрела на Селину, смягчившись. – Я прибыла, как только узнала. – Ее рука в перчатке обняла пальцы Селины. – Что ты собираешься делать? Я отвезу тебя, куда скажешь.

Майкл прочистил горло.

– Ненужное предложение. Я договорюсь, чтобы Селина смогла остаться в полицейском участке. Он отлично защищен от потенциальных неприятелей, и офицеры будут на карауле круглые сутки. – Он расправил плечи, дождевая вода полилась с козырька его фуражки. – Я лично буду патрулировать улицы дважды в ночь, так что незачем выражать такое театральное беспокойство. Возвращайтесь в свой роскошный дом, мисс Вальмонт. Предоставьте настоящий труд тем, кто привык его выполнять.

Одетта шмыгнула носом с насмешкой.

– Оставьте эти ответы для кого-нибудь другого, лицемерный вы подлец. Трудом является уже то, что я смотрю на вас с серьезным лицом. – Ее теплые глаза сузились до щелок. – И быть может, стоит дать Селине возможность принять решение, а не сообщать ей ваше, как вы, похоже, привыкли делать. – Она повернулась к Селине. – Mon amie, мы можем поехать куда захочешь. В Чарлстон или в Атланту. В Нью-Йорк, если желаешь. Возможно, даже в Сан-Франциско. А если ты решишь остаться в Новом Орлеане, я могу договориться, и уже через час для тебя будет готов номер в отеле «Дюмейн».

Селина кивнула, ее мысли неслись, как ураган. Она могла отправиться куда пожелает. Сбежать из этого места и от всего этого безрассудного страха. Она закрыла глаза, позволив себе помечтать о новой жизни. О том, как сотрет все свое прошлое.

Шаги зашлепали по лужам рядом, внезапно замерев, и испуганный вздох послышался в темноте. Селина открыла глаза, уставившись в одну точку – на Пиппу и ее побледневшую кожу, ее губы дрожали, но на ее лице явственно читалось облегчение. Шесть дюймов подола ее платья было вымазано в грязи, и ветка оцарапала ее левую щеку, так что тончайшая струйка крови потекла к подбородку.

Все это время Пиппа искала Селину, ее беспокойство за подругу затмило все ее остальные чувства и мысли, она даже позабыла о собственном благополучии.

Если Селина сбежит сейчас, убийцу могут так никогда и не поймать. И, скорее всего, он продолжит рушить мир, который Селина бросит в беде. Может быть, она не увидит этого своими глазами и больше не пострадает от этих трагедий. Но она не забудет. Всегда будет думать о том, что бросила.

А ее друзья по-прежнему будут в опасности.

«Гнев мимолетен, сожаления вечны». У Селины было и без того слишком много сожалений. Бегство, точно она жертва, не станет одним из них. Она не жертва.

Она та, кто выживает.

– Я хочу остаться в Новом Орлеане, – сказала Селина. – Но у меня есть одно условие.

Спустя час Селина, Майкл и Одетта стояли в мраморном с темными прожилками углу, затаившись в самом дальнем закутке пустынного вестибюля гостиницы.

Над их головами, точно безмолвные часовые, висели люстры из латуни и хрусталя, мягко позвякивая на ветру. Вдоль помещения светили фонари в форме сфер из матового стекла, напоминающие блуждающие огоньки, парящие в ночи. Цветы фиолетовых орхидей и белых жасминов наполняли воздух ароматом, намекая на роскошь огромных комнат. С двух сторон от входа в коридоре стояли огромные вазы, расписанные узорами на китайский мотив, в них красовались высокие розы темно-алого цвета, и в полумраке лепестки казались почти что черными.