Стивен Кинг - Самое необходимое

— Ну, с этим покончено, — сказала тетя Эвви своим хриплым, прокуренным голосом. — Теперь они оба в земле, Полли. И мать, и отец.

Тогда Полли разрыдалась. Сначала ей показалось, что тетя Эвви станет утешать ее, и ее плоть содрогнулась от мысли о прикосновении старухи — она не хотела , чтобы ее утешали.

Но ей не стоило беспокоиться. Эвелин Чалмерз была не из тех женщин, которые утешают кого-то; позже Полли казалось, что та, пожалуй, вообще считала саму мысль об утешении бредовой. Так или иначе, она просто стояла с тростью, воткнутой в землю между красных ботиков, курила и ждала, пока Полли не взяла себя в руки и рыдания не сменились всхлипываниями.

Когда со слезами было покончено, тетя Эвви спросила:

— Твой мальчишка — тот, из-за кого они затеяли весь этот сыр-бор, — умер, верно?

И хотя Полли ревностно скрывала эту тайну ото всех, она кивнула и сказала:

— Его звали Келтон.

— Хорошее имя, — кивнула тетя Эвви. Она вынула изо рта сигарету и легонько выпустила дым так, чтобы потом успеть втянуть его носом — Лоррейн Чалмерз называла это «двойной затяжкой» и всегда морщила носик, когда произносила эти слова. — Я поняла это сразу, когда ты приехала навестить меня. По глазам.

— Случился пожар, — сказала Полли, подняв на нее глаза. У нее был платок, но он весь промок, поэтому Полли убрала его в карман и воспользовалась кулачками, чтобы утереть слезы, совсем как маленькая девчушка, свалившаяся с велосипеда и ободравшая коленки. — Скорее всего его устроила та молодая женщина, которую я наняла сидеть с ребенком.

— Ага, — буркнула тетя Эвви. — Но хочешь, я раскрою тебе один секрет, а, Триша?

Полли кивнула со слабой улыбкой. Ее настоящее имя было Патриция, но с самого раннего детства она была Полли для всех. Для всех, кроме тети Эвви.

— Малыш Келтон умер, но... ты — нет. — Тетя Эвви отшвырнула сигарету и для убедительности ткнула костлявым указательным пальцем Полли в грудь. — Ты — нет. Так что же ты собираешься с этим делать?

Полли долго обдумывала ответ.

— Я возвращаюсь назад, в Калифорнию, — в конце концов сказала она. — И это все, что я знаю.

— Что ж, для начала неплохо. Но этого мало. — И тут тетя Эвви сказала нечто очень схожее с тем, что говорила сама Полли годы спустя, когда пошла ужинать в «У Берчез» с Аланом Пэнгборном. — Ты не преступница, Триша. Тебе не приходило это в голову?

— Я... Я не знаю.

— Значит, не приходило. Пока ты не поймешь этого, совершенно не важно, куда ты уедешь и что станешь делать. Не будет ни единого шанса.

— Какого шанса? — озадаченно спросила она.

— Твоего шанса. Шанса на нормальную жизнь. Сейчас ты похожа на женщину, которая видит призраков. Не все верят в призраков, а я верю. Знаешь, что это такое, Триша?

Полли медленно покачала головой.

— Мужчины и женщины, не сумевшие переступить через свое прошлое, — сказала тетя Эвви. — Вот что они такое. А не эти , — и она махнула рукой на гроб, стоящий на подставках возле свежей могилы. — Мертвые есть мертвые. Мы хороним их, и они остаются в земле.

— Я чувствую...

— Да, — сказала тетя Эвви. — Я знаю. Но они — нет. Твоя мать и мой племянник — нет. Твой мальчишка — тот, что умер, когда ты была далеко, — нет. Ты понимаешь меня?

Она поняла. Кое-что, во всяком случае.

— Ты права, что не хочешь оставаться здесь, Полли, — по крайней мере сейчас права. Поезжай туда, откуда приехала. Или куда-нибудь еще — на Соленое озеро, в Гонолулу, в Багдад — куда хочешь. Это не имеет значения, потому что рано или поздно ты все равно вернешься сюда. Я знаю. Это место принадлежит тебе, а ты принадлежишь ему. Это сидит в каждой черточке твоего лица, в твоей походке, в манере разговаривать, даже в том, как у тебя суживаются глаза, когда ты смотришь на тех, кого раньше никогда не видела. Касл-Рок создан для тебя, а ты — для него. Незачем торопиться. «Ступай туда, где место твое» — сказано в Хорошей Книге. Но ступай туда живой, Триша. Не становись призраком. А если все-таки станешь, то, наверно, тебе лучше сюда не возвращаться.

Старуха резко огляделась вокруг.

— Этот чертов городишко и так весь набит призраками, — буркнула она.

— Я постараюсь, тетя Эвви.

— Да... Я знаю, ты постараешься. Старание — тоже часть твоей натуры,— Тетя Эвви пристально оглядела ее с головы до ног. — Ты была симпатичной и честной девушкой, хотя и не очень везучей. Что ж, везет дуракам. Это все, на что им остается надеяться, беднягам. Мне сдается, что ты и сейчас симпатичная и честная, а это самое главное. Думаю, ты выкарабкаешься. — А потом скороговоркой, почти неслышно: — Я люблю тебя, Триша Чалмерз. Всегда любила.

— Я тоже люблю тебя, тетя Эвви.

И очень осторожно — как обычно выражают свои чувства лишь очень молодые и очень старые люди — они обнялись. Полли почувствовала знакомый запах старой шляпки тети Эвви — букетик фиалок — и снова заплакала.

Когда она отступила на шаг, тетя Эвви полезла в карман своего плаща. Полли смотрела на нее, ожидая, что та достанет платок, и пораженно думала, что наконец, после стольких лет, она увидит, как старуха плачет. Но она этого не увидела. Вместо платка тетя Эвви вытащила конфетку в обертке — как всегда вытаскивала в те дни, когда Полли Чалмерз была маленькой девчушкой с косичками, болтавшимися на плечиках короткого платьица.

— Хочешь сладенького, детка? — бодро спросила тетя Эвви.

13

За окном стали сгущаться сумерки.

Полли выпрямилась в кресле-качалке и поняла, что почти заснула. Она шевельнула рукой, и острый гвоздь боли проткнул кисть до локтя, прежде чем сменился горячим покалыванием. Да, скоро станет погано — это точно. Позже вечером или завтра будет и в самом деле погано.

Полли, не обращай внимания на то, что не можешь изменить, но есть одна вещь, которую ты можешь... должна изменить. Ты должна сказать Алану правду про Келтона. Ты должна прекратить нянчить этот призрак у себя в сердце, сказала она себе.

Но другой голос стал возражать — злой, испуганный, крикливый. Она приняла его за голос гордости — и только, но была поражена его силой и убежденностью, когда он стал требовать, чтобы те старые дни, та прежняя жизнь оставалась скрытой... от Алана и от кого бы то ни было. Коротенькая жизнь и ужасная смерть ее малыша не должны быть брошены на истязание острым и длинным языкам городских сплетников...

«Что за глупости ты мелешь, Триша? — спросила тетя Эвви у нее в мозгу — тетя Эвви, умершая столько лет назад, до последнего вздоха дымившая своими любимыми «тарейтонами». — Какое имеет значение, узнает или не узнает Алан о том, как умер Келтон? Какое имеет значение, даже если об этом узнают все старые сплетники в твоем родном городке, от Ленни Партриджа до Миртл Китон? Ты что, думаешь, кому-то до сих пор есть дело до твоего зернышка? Эх ты, глупая гусыня. Перестань мучить себя — это все запоздалые новости. Они не стоят даже лишней чашки кофе, за которой их кто-то будет мусолить в закусочной Нэн».