Лин Яровой - Зазеркалье

Всё громче, громче, мельче…

Я чувствую, как раскалывается моё сознание.

— Хватит! — кричу, глядя в зеркало.

Звон стихает. Мираж рассыпается. Моргнув пару раз, вновь вижу в отражении себя и колебинскую избу.

Чёрные «лапки» на стене не двигаются.

Тишина.

В голове гудела боль и по телу разливалась слабость. Как будто я надышался дыма, растопив печь и забыв отодвинуть заслонку.

Убрав зеркальце обратно в карман, я помассировал пальцами виски и встал с кровати, чтобы сбросить усталость. Чуть покрутил головой, щелкнув позвонками. Затем глянул на выбеленный кирпич. Заострил внимание на последней «куриной лапке» — самой большой, которая была нарисована над дровницей, выложенной полукругом у пола в стенке печи.

Внутри дровницы, среди клочьев пыли, на деревянных половицах валялись щепки и обрывки бересты.

«А почему, интересно, дно кирпичом не выложено?» — заметил я.

Подошёл ближе и медленно перевёл взгляд вверх…

Лежанка.

Думал несколько секунд, пытаясь оживить далёкое воспоминание, а затем понял и едва не рассмеялся.

— Дурак ты, Андрей. Ей-богу, дурак. Тебе же сказали: где Валера спит. Под сухим деревом.

Присел на корточки и постучал по полу. Громкий гулкий звук. Для уверенности стукнул кулаком ещё раз.

Удар.

Эхо…

Под дровницей был ход.

— Змейка под землёй прячется, из белого камушка вылезает. А белый камушек по Роще тянется.

Провел ладонью по деревянному полу, убирая в сторону щепки, бересту и грязь. Усмехнулся. Под слоем пыли прятались стыки половиц. Взяв щепку, аккуратно воткнул её в щель и чуть надавил. Доска съехала в сторону, уйдя другим концом куда-то под печь.

— Вот и вход в белый камушек. Вот откуда ты вылез, дьявол.

Сдвинув другие доски, я зажег спичку и глянул внутрь. Земляная нора была узкой и шла под уклон. Опустившись на колени, я засунул голову прямо в неё, но всё равно не разглядел ничего дальше пары метров. По дрожавшему пламени спички и сырому запаху, ползущему из темноты, я понял, что ход ведёт далеко вглубь.

— Придётся лезть, Андрей. Сам ведь обещал, что старика из-под земли достанешь. Назвался груздем — полезай в кузов.

Потушив спичку, привстал с колен и осмотрел комнату. Взгляд остановился на верёвке, которую парой минут раньше я вытащил из сундука.

— А вот это лишним не будет.

Схватывающим узлом привязал её к ножке металлической кровати. Второй конец обмотал вокруг пояса и пропустил под пахом. Оценил длину оставшегося мотка. Метров пять, может, чуть меньше. Должно хватить. Не думаю, что Колебин рыл ход слишком глубоко.

Пододвинув кровать вплотную к печи, я достал из кармана фонарик. Проверил свет.

— Ну что ж…

Глубоко вдохнул и перекрестился трижды. Заметил боковым зрением движение у дверей. Повернулся и вздрогнул.

— Твою мать! А ты какого чёрта здесь делаешь?

На пороге сидел белый кролик. Смотрел на меня чёрными бусинками глаз. Несколько секунд мы с ним неподвижно глядели друг на друга, а потом кролик пошевелил ушами, пискнул и побежал прямиком на меня. Выругавшись, я отступил в сторону. Зверёк пронесся мимо и юркнул в нору.

— Ага… — тихо произнёс я, глядя в темноту лаза. — А вот такое я, кажется, где-то видел.

Вдалеке за окном прозвучал детский смех… Смех Алисы.

Глянул на часы. Половина четвертого.

— Боже мой, Боже мой, — сказал я тихим ласковым голосом, которым давным-давно читал дочери сказки, — Да я ведь опаздываю. Царевна будет в ярости.

Дернул за конец веревки, проверяя узел. Затем присел, щелкнул кнопкой фонарика, и опустив ноги в лаз, полез под землю.

Метра через три нора стала слишком узкой, превратившись в шкуродёрку. Спускаясь на животе ногами вперёд, я почувствовал, как скользнул носок ботинка, и в следующую секунду тело провалилось на полметра вглубь. Я вдруг понял, что не могу пошевелить тазом.

— Сука, — выругался тихо.

На спину давила острая, каменистая порода.

Посветил фонариком вверх. Входа уже не было видно — скрывал уклон. Верёвка убегала куда-то в темноту. Затем развернул голову насколько смог и глянул через спину. Луч фонаря выхватил белые шершавые стенки — то ли известняк, то ли базальт. Земляной ход уводил в пещеру.

— Ладно… Преисподняя так преисподняя. Спокойно, Андрей.

Извиваясь, словно змей, я протолкнул ноги ещё глубже. Поморщился от боли, когда камень, задравший куртку, царапнул по спине.

Сообразив, что нужно подвернуть одежду обратно, изогнулся кое-как. Попытался дотянуться ладонью до ткани, но сделал только хуже. Прижатая к телу рука лишь скомкала куртку бугром.

— Сука, — выругался снова, чувствуя, что начинаю задыхаться.

С трудом вытащил руку обратно, вытянув её перед собой.

Тело сползало вглубь — сантиметр за сантиметром по уклону. С каждым мигом шевелиться было всё тяжелее. Каменная стенка давила на спину. Внизу на первый взгляд была земля, но стоило попытаться за неё ухватиться, вкопаться пальцами, как ногти тут же корябали по шершавому камню.

— Сука, — выругался в третий раз.

Понял, что не могу больше двинуться. Ни вперёд, ни назад.

«Вот тебе и рубашечки навыпуск… — мысленно проклял свой лишний вес. — Застрял, как Винни Пух, ей-богу».

Хотел засмеяться, но не смог. Грудь и живот упирались в твердую породу. Подумав немного, решил подтянуться обратно по верёвке, но быстро стало ясно, что это дохлый номер. Одних рук тут было недостаточно.

Что ж… Значит, ползём вниз.

Взяв фонарик в зубы, перехватил веревку, сжал её кулаками и дёрнул вполсилы, проверяя надежно ли обвязался. Не дай Бог, что напутал. Тогда в самый ответственный момент пенька сползет, чтобы затянуться у меня на шее…

Вроде, держится крепко. Значит, ещё не забыл, как узелки вязать.

Своим копошением я растревожил темноту и сверху на волосы упало что-то длинное и скользкое. Защекотало за ухом.

По лицу пробежала двухвостка.

Выматерившись, я выронил фонарик и дернул головой, ударившись макушкой о камень. Вспыхнула искрами боль. Затем всё потемнело. В первый миг подумал, что проломил себе череп, но потом понял: раз могу думать, значит не отключился. Мыслю — следовательно существую.

«Где-то я уже подобное слышал» — вспомнил в опустившемся мраке.

Фонарик, выпавший изо рта, закатился под подбородок и уперся прорезиненной ручкой в кадык. Вытащить его оттуда я уже не мог. Стенки лаза не позволяли согнуть мне руки или опустить их, поджав к телу. Растянувшись в каменном проходе, я мог лишь извиваться влево-вправо на пару сантиметров. Шевелить ладонями и стопами.

Двухвостка тем временем залезла под рубашку, побежала по груди, затем по животу, к паху.

Снова дёрнулся и провалился ещё сильнее, хотя казалось, что дальше уже некуда.