Лин Яровой - Зазеркалье

Лида отвела заблестевшие глаза и вновь прикусила губу.

— Я бы очень хотел поверить в жизнь после смерти, но проблема в том, что я не представляю, что послезавтра есть вообще хоть какая-то жизнь. Не на том свете. На этом. Понимаешь? Ведь тогда летом, тринадцать лет назад, когда я встретил тебя, мне точно так же показалось, что теперь-то у жизни появился смысл. Что теперь больше не будет страшно засыпать по ночам, что темнота уйдёт. И всё именно так и случилось — словно в сказке. Даже когда мы потеряли друг друга, и когда я уехал наутро, а вернувшись, не нашёл тебя в Роще — даже тогда я знал, что однажды мы снова встретимся. Что с тобой всё будет в порядке. Что нужно просто перетерпеть и судьба обязательно сведёт нас, потому что так предначертано. Что сказка ещё впереди… И даже, когда смерть пришла за Алисой… Когда мы разошлись… Ради тебя я продолжал жить. Ты оставалась последним светом, и когда наступал вечер, и темнота опускалась, я тянулся на этот свет. На твой свет, без которого попросту бы умер в ночи.

Я аккуратно стер с Лидиной щеки слезу, и, пока это делал, мысленно проклял себя трижды. Мне не хотелось говорить всё это. Не хотелось, чтобы Лида плакала. Но уже начав, я попросту не мог остановиться.

— И поэтому не буду лукавить. Не буду притворяться, что смирился и готов подставить смерти левую щеку… Нет, родная. Ты прекрасно знаешь меня и знаешь, как я отношусь к смирению. Знаешь, что я всегда был и буду в борьбе. Буду пытаться спасти тебя до самого конца.

— Ты дал слово, Андрей. Ты дал мне слово.

Голос Лиды был слабым и едва различимым в опустившихся сумерках. Повернувшись, она сжала мою ладонь и, заглянув в глаза, сказала:

— Об одном лишь прошу: не нарушай его. Если хочешь, не верь мне. Не принимай, бунтуй, борись. Делай всё, к чему привыкла твоя душа. Но, пожалуйста, умоляю тебя… Не делай того, что сделал старик. Не губи душу. Не используй колдовство против мира. Если ты сделаешь это, то больше никогда не сможешь меня любить.

Чувство, будто я оказался пойман в ловушку, разрывало изнутри и тянуло в пропасть. И всё-таки я произнёс:

— Обещаю, родная. Я найду другой путь. Найду способ обмануть их всех.

Лида опустила глаза. И вдруг тихо засмеялась.

— Неисправимый. Наверное, поэтому я тебя и люблю.

Она обхватила меня руками, прижалась всем телом и уткнулась в плечо. Я обнял её в ответ, поцеловал в макушку. Волосы Лиды пахли смородиной и хвоёй.

Мы стояли так долго, слушая дыхание друг друга. С площади долетала музыка — тоскливая, с рожками, трещотками и пастушьими барабанами. Ритм поднимал над землёй и уносил душу в потемневшее небо, по которому плыл дым костров. Песни звенели в осеннем воздухе. Песни леса, песни сентября. А мне вдруг захотелось услышать совсем другую музыку — спокойную, нежную и родную. В голове появилась идея.

— Царевна, — тихо произнёс я.

— Да?

— Хочешь, сыграю тебе?

Лида подняла голову и удивленно спросила:

— Сыграешь? На чём?

Я хитро улыбнулся. Взяв жену за руку, потянул за собой.

— Идём. Устроим маленькое приключение.

Чуть замешкавшись, Лида неуверенно пошла следом.

— Только тише, — приложил я палец к губам. — Нас не должны заметить.

— Куда мы?

— К черному входу.

— Куда? — переспросила жена.

— Сейчас всё увидишь.

Мы обогнули палисадник и оказались позади дома культуры — на заднем дворе, где из зарослей репейника торчали покосившиеся сарайчики, в которых хранился уголь. Идти приходилось медленно и осторожно, чтобы впотьмах не напороться на ржавые гвозди. Повсюду валялись гнилые доски, покрышки, стопки пожелтевших газет, разбухших от ночного дождя. В воздухе висел отвратительный запах уличного туалета. Лида поморщилась и зажала нос.

— Не знаю, что ты задумал, кот. Но пока затея не выглядит романтичной.

— Потерпи, — улыбнулся я, помогая жене переступить через мусор. — Один момент — и всё будет.

Мы зашли в тёмный закуток, едва не зацепив руками заросли крапивы. Остановились перед закрытой дверью ДК. Я оглянулся по сторонам. Убедившись, что никто не смотрит, дёрнул за ручку.

— Чёрт. Заперто. Впрочем, было предсказуемо. Сейчас, погоди-ка…

Я достал из кармана телефон и подсветил замок. Как и ожидалось, это оказалась китайская цилиндровая дрянь, которую можно было вскрыть на раз-два при должной сноровке.

Вспомнив, как по пути на площадь Лида распустила волосы, я повернулся к жене и протянул ладонь.

— Порадуй, царевна.

Лида усмехнулась. Вытащила из кармана пару «невидимок» и передала мне.

— Две ведь нужно?

— Хах… Моя девочка.

Надломив одну шпильку, я немного повозился, придавая ей нужную форму. Со второй «невидимкой» справился быстрее — понадобилось просто согнуть её посередине, чтобы получилось подобие буквы «Г».

— А теперь немного противозаконной магии…

Вставив обе отмычки в замок, я надавил на цилиндр изнутри, провернув его насколько смог, и начал осторожно проталкивать вверх штифты. Лида подсвечивала телефоном и оглядывалась по сторонам, чтобы нас никто не заметил.

— Господи… Мы словно подростки, — сказала она шепотом.

— Тебе нравится?

— Безумно.

Я улыбнулся. Затем сделал ещё одно легкое движение отмычкой и почувствовал, как сопротивление замка ослабло. Цилиндр повернулся и старая дверь, установленная наперекосяк, открылась сама собой.

— Оп, готово. Надеюсь, Юра не оформит нам покушение на сто пятьдесят восьмую.

— Ты ведь адвокат, — пожала плечами Лида. — Отбрешешься.

— Вечно об этом забываю. Идём.

Отдернув шторку, которая висела в пороге, мы с женой вошли в здание и закрыли за собой дверь на крючок. Внутри было темно. Лишь слабый свет телефонного экрана выхватывал из мрака очертания лакированных половиц, которые скрипели от каждого шага. Использовать вспышку в качестве фонарика я не рискнул. Не хотел, чтобы отблески пробились в другие комнаты клуба, где были окна, сквозь которые нас могли заметить с улицы. Тем более и в темноте я прекрасно ориентировался по памяти. Мы с Лидой находились в танцевальном зале. По пятницам здесь устраивали дискотеки, а в другие дни превращали помещение в актовый зал, расставляя стулья перед небольшой сценой. Насколько я помнил, сцена находилась по правую руку от нас.

— Осторожнее, царевна. Держись за меня. Не споткнись.

— Держусь-держусь. Только объясни, что мы ищем?

— Раньше тут стояло пианино. Сейчас проверим, на месте ли.

Медленно, стараясь не скрипеть досками, мы прошли до края зала и поднялись по ступенькам. Прибавив яркости на телефоне, я подсветил углы один за другим.

Из мрака проступил чёрный прямоугольник.

— А вот и оно родимое.

Подойдя ближе, я поднял тяжелую крышку. Увидел линии клавиш и почувствовал, как шевельнулось в памяти что-то тёплое и далёкое. Детство, музыкальная школа, нотные листы… Фортепиано из старой квартиры, за которым сидела Алиса в пижаме. Держала в одной руке Зайца, а другой тыкала по клавишам и звонко смеялась от каждого звука.