Лин Яровой - Прогулки по лунным дорогам [СИ]

В правой части палатки, на мокрых камнях были беспорядочно навалены спальные мешки. На них лежало ещё с десяток людей. Кто-то храпел, кто-то бормотал во сне. В тёмном углу я заметил копошение. Оттуда доносились томные вздохи и судорожное постанывание.

Пожалуй, лягу в противоположной стороне.

Подойдя к столу, взял кусок хлеба, сыр и половину разрезанного помидора. В общем шуме никто даже не обратил на меня внимания. Найдя свободное место, уселся на спальники и начал жадно есть. Я бессмысленно окидывал взглядом окружающее безумие и не понимал, что вообще здесь происходит.

Хлеб оказался залитым водкой. Поморщившись, я сплюнул мякиш на пол. Заел сыром. Чувствуя, как по телу разливается усталость, отложил остатки еды и упал на спину. Закрыв глаза, я слушал, как кричат пьяные люди, и выхватывал из шума отдельные фразы.

— Завтра опять будут прессовать. Ближе к рассвету.

— Говорят, завтра будут не менты.

— В смысле? А кто?

— В город стягивают активистов.

— Этих прокремлёвских? Которые на портреты молятся? Да ну на хуй, какие из них бойцы?

— Костя прав, — донесся хриплый женский голос. — Я тоже слышала тему, что сегодня в город шли непонятные автобусы. Знаете, что я думаю? Это очень похоже на Ришелье.

— О чём и речь. Вот увидите, завтра окажется, что мы тут не против ментов стоим, а против гопников кремлёвских.

— Сука… Хитрая сволочь.

— Понимаешь, да? Это уже не революция, а разборки хулиганские.

— Не, погоди… Ну сколько их? Сотня? Две? Они же, когда к площади подойдут, обосрутся.

— Там не только кремлёвские, — вновь раздался женский голос. — Есть и просто гопники купленные. В сети пишут, что сегодня все омские рейсы были забиты непонятными молодчиками.

— Точно наш клиент. Решил родную сибирскую братву подтянуть.

— Главное, чтобы кавказцев не подтянули.

— Кто знает… В любом случае, завтра будет не ОМОН. Менты вмешаются, только если мы начнём побеждать.

— Дожили! До чего, мать твою, дожили! Менты воров спасают!

— Так сказал, будто это что-то удивительное. Они сами воры.

— Не надо так говорить, — донесся четвёртый голос.

— С хера ли?!

— Есть нормальные.

— Хуйня!

— А я говорю, что есть.

— Может и есть, но главный у них — вор и убийца. А они его защищают.

— Им деваться некуда. У них семьи, дети…

— Гнилые отмазки! У Аваловой, может, тоже мужик был! Может, она детей хотела родить!

— Разумеется, хотела.

— А они её убили! И пацана того красноярского.

— Он ещё, может, жив…

— Хера с два, жив! Не отпустили бы.

— А может, жив. Может, пожалели…

— А я говорю, убили! Убили пацана просто так! Потому что суки они бессердечные, и нет у них ни совести, ни жалости.

— Если убили, то не менты.

— Какая разница! Всё равно по указу этой суки министерской. А все менты под ним ходят…

— Хотите прикол? — раздался пятый голос. — Вот вы тут спорите, а у пацана того батя тоже ментом был…

На какое-то мгновение я потерял возможность слышать, видеть, думать и вообще хоть как-то воспринимать окружающую обстановку. Широко раскрыв глаза, уставился в потолок. В голове родилась ужасная, бросающая в холодный пот мысль:

«Конечно… Ну конечно… вот, что было на том видео…»

Я подскочил на месте и вылетел из палатки. Огляделся по сторонам, ища глазами то, что мне было нужно.

Вот они! Охапки флагов, баннеры, смятые ватманы. Я начал рыться среди этого хлама, одну за другой перебирая таблички.

«Долой убийц!», «Воры во власти — позор России», «Не забудем! Не простим!» Чёртовы лозунги… Мне не нужны ваши лозунги. Мне нужны фотографии. Ага, вот… Ольга на фоне кирпичной стены. Ольга в новосибирском фонде. Опять лозунги… Другие фото Аваловой — те, что с чёрной лентой внизу. Лозунги. Фото Ришелье. Фото Ольги. Лозунги. Фото Ришелье. Фото…

Я замер. На очередной табличке была моя фотография. С чёрной полосой в правом нижнем углу.

Я в белой рубашке и галстуке. На заднем плане Коммунальный мост. Фотография годичной давности, сделанная по случаю окончания третьего курса. Она стояла в моём профиле социальной сети.

В сети, в которую я не заходил последние два месяца. Внутренний голос на мгновение исчез. А затем вдруг вспыхнул мыслью:

«Они считают меня трупом! Все они… Мама, сёстры!»

Теперь ясно, почему та женщина в зелёной куртке так пристально на меня смотрела. Ей показалось, что она видела меня раньше. Это действительно было так. Авалова… Авалова использовала меня… Показала в том видео. Рассказала о похищении… Ольга догадывалась, что одной её смерти будет недостаточно. Люди не выйдут на улицу просто так. Толпе нужны жертвы. Невинные жертвы. Те, кто был бы далёк от борьбы с режимом, но пострадал бы от него. Снимая предсмертное видеобращение, Авалова не знала, что я жив. Луконина не могла позвонить ей. Чёрт! Да Аня бы и не успела! Ольгу убили в то самое время, когда мы встретились на озере…

Значит, все они считают меня мёртвым… Всё это случилось, в том числе из-за меня. Всё — и многотысячная толпа, и беспорядки, и полицейское оцепление, и то, что будет завтра: разбитые витрины бутиков, перевернутые вверх дном автомобили, чадящие чёрным дымом покрышки. И тот молодой паренёк, полицейский… Ему разбили голову из-за меня. Ведь если б я вышел на связь с фондом, если бы постарался получше… Достаточно было просто не полениться — попросить у кого-нибудь телефон в тот же день в Омске. Чёрт возьми, да хоть в следующий! У меня была куча времени, прежде чем фонд залёг на дно.

И Ольга… Она была бы жива. Если бы я связался с ней в тот же день, не было бы никакой истории о похищении. Не было бы уголовного дела. Не было бы сожжённой квартиры и избитых до полусмерти сотрудников фонда. Ничего бы этого не было.

Теперь стало ясно, почему так странно вела себя Аня. Почему она смертельно обиделась, когда узнала, что я не собираюсь участвовать в протестах.

Я схватился руками за волосы и потянул со всей силы. Хотел, чтобы стало больно. Это не помогло.

Что делать? Что мне теперь делать?! Господи, ведь я не звонил сёстрам с того самого дня, как выехал из Красноярска. О чём думает мама? Ведь она видела… Конечно, видела. Вся страна видела. Даже если мама не открыла видеозапись сама, кто-нибудь из знакомых, наверняка, показал ей, когда услышал про Юру Полянского — паренька из Красноярска, который был убит кровавым монстром, сидящим во власти. И фотография… Раз эта фотография есть на табличке, значит, Ольга показывала её в видео. Так же, как показывала фото Ришелье. Для наглядности. Для эффекта. Для того чтобы вызвать эмоции.

Они все думают, что я мёртв. И что мне теперь делать?

— Мириам…

Черноволосая ответила. Холодная отрезвляющая волна пронеслась по телу. Мэри требовала, чтобы я взял себя в руки. Успокоился.