Ирина Родионова - Тьма [litres]

Из коридора послышались легкие шаги. И все затихло.

Утро Максим встретил в обледеневшей спальне – окно было распахнуто настежь, и в него вместе с порывами колючего ветра врывалась снежная крупа. Максим, натянув одеяло на самую макушку, дрожал от собачьего холода и что-то сонно бормотал в наволочку, не желая просыпаться.

Первым делом он вспомнил Веру, и его душу сразу же камнем потянуло на дно. Максим все еще не верил, что она в реанимации, в больнице, что она и правда может умереть… Что Леху вчера похоронили, а Рустама вот-вот уложат в гроб, забьют ящик гвоздями и опустят в мерзлую землю.

Максиму казалось, что одноклассники просто заболели, ангина или грипп, лежат сейчас дома в кроватях, лечатся антибиотиками и горячим молоком с медом. Но нет. Все изменилось, слишком сильно изменилось.

Дорога до школы петляла между убогими домами – мир вокруг все чаще напоминал бесконечную ночь, и Максим мечтал о весне, о розоватых теплых рассветах, когда вышагиваешь в школу в одной футболке, когда можно будет нарвать Верке сирени и подарить ее, влажную, с капельками росы на тонких ветках… Но сейчас только снег хрустел под ногами, ломался, напоминая толстый лед.

Максим вспоминал тот вечер в Вериной комнате, розовое мягкое покрывало и полчище жутковатых кукол. Как приятно было проводить большим пальцем по теплой губе, как струились Верины светлые волосы по его рукам и как она тихонько смеялась, утыкаясь лбом ему в ключицу, и как целовала его на прощание, будто никак не могла насытиться…

У школы толпилась малышня, и Максим постоял у соседнего дома, всматриваясь в смазанные силуэты и синеватые отблески включенных маячков. Кто-то, хохоча, прошел мимо: младшеклассники ручейками растекались по дворам, размахивая рюкзаками и сумками в разные стороны.

Максим быстро понял, что в школе случилось страшное, но все еще не хотел верить и малодушно надеялся, что это просто приехала та самая областная проверка. Только вот все время, что Максим пробирался к школьному крыльцу, его не покидала одна-единственная мысль.

Кто? Кто на этот раз?

Среди мелькающих плоских лиц Максим заприметил Малька, схватил его рукой за шиворот и чуть приподнял бледное трепыхающееся тело, гаркнул:

– О, Малёк! Где наши?!

Малёк вскрикнул от неожиданности и вытаращил ввалившиеся глаза, не говоря ни слова, но сразу же ткнул куда-то вправо. Максим, поставив его на ноги и поудобнее схватив за капюшон, потащил Савелия за собой. Так они и шли: широкоплечий Максим, чуть ли не на поводке волокущий за собой Малька.

Десятиклассники сгрудились у ступенек, напирая на красно-белую дрожащую ленту. Макс, увидев ее, скрипнул зубами. Рука его разжалась сама собой, и Малёк мигом отбежал в сторону, косясь на здоровяка с немым осуждением в светлых глазах.

Максиму вспомнилось всё: и оборванная полосатая лента, и застывающие слезы на полных щеках, и бабушкина крепкая рука.

Встряхнув головой, он протиснулся вперед, разглядывая хмурые лица оперативников. Полицейские подкуривали от вспыхивающих зажигалок, затягивались, похожие друг на друга, серые и бесстрастные, неодобрительно косились на толпу школьников под ногами.

– Идите домой! – крикнул один из них гнусавым голосом и вновь уткнулся массивным подбородком в воротник. – Уроков сегодня не будет.

Над школой разнеслось громогласное недружное «ура», и толпа начала редеть. Максим добрался до почерневшего Вити и, ткнув его в плечо, спросил:

– Вить, кто на этот раз, а?

Витя медленно обернулся. Максим заметил и залегшую глубокую морщину между бровями, и искривленные дрожащие губы, и темные то ли от гнева, то ли от страха глаза. В руках Витя сжимал наушники, и их проводки свисали вниз, напоминая крошечные виселички.

– Максим?! – судорожно окликнул срывающийся голос, и не успел Макс обернуться, как в живот ему врезался кто-то тоненький и безутешно рыдающий. – Живой?.. Ты живой! Это ведь не ты, да?.. Не ты…

– Я же говорил, что это не Макс, – буркнул Витя и вновь вгляделся в оперативников. – Его так просто не убьешь.

– Кого убили-то? – спросил Максим, обнимая плачущую одноклассницу. Одна из Вериных подружек, они общались несколько лет назад, но дальше глупых поцелуев в загаженных подъездах дело так и не пошло.

Витин затравленный взгляд уперся в Максима. В его глазах пылало что-то больное, дикое, и был в этом едва различимый светлый отблеск, словно зарево от костра, и в отблеске этом Максим прочел Чашечкины нотки. Поежился, продрогший под легкой курткой из дешевого синтепона.

– Или не убили?.. – медленно спросил Максим.

– Ты серьезно? – Голос Вити стал угрожающе низким.

– Что?..

– Ты серьезно не понимаешь?! – заорал Витя, сжимая побелевшие кулаки. – Мы уже почти час стоим перед этой чертовой школой, тут все оцеплено, полиция… Там, – он ткнул пальцем чуть в сторону, – стоит труповозка, а из Чашкиного окна пару минут назад выглядывал этот чертов Милослав! Там убили кого-то, Макс, опять убили кого-то…

– Кого?..

Витя передернулся, кривя лицо.

– Мы не знаем. Не все еще подошли… Ребзя, кого нет?!

– Чего разорался? – Вразвалочку к ним приблизился один из полицейских, и Максим, глядя в его пустые глаза, вновь ощутил сладковатый ветер, что бьет прямо в ноздри. Ландыши. Чертовы ландыши, хоть бы они сгнили сразу по всему миру…

– Что там? – в лоб спросил Витя, и остальные десятиклассники еще больше прижались к ним, грея уши. – Кого на этот раз?

– Гуляй, мальчик, – посоветовал оперативник. – Вам все потом расскажут, а пока не мешайте взрослым дяденькам работать.

– Слушай, дяденька, – вызверился Витя, делая шаг к нему. – У меня троих одноклассников за эту неделю убили, а Верка все еще в реанимации, так что как-то вы не очень хорошо работаете. Нам просто надо узнать, кого замочили сегодня ночью, к кому нам надо будет идти на похороны… Так что, дяденька, я тебя очень прошу: хотя бы скажи, кто это!

– Успокойся, – зашипел из-за спины толстый Славик, укутанный так сильно, что наружу торчали только мелкие поросячьи глазки. Натянутая на брови шапка, замотанный шарфом подбородок, дутый пуховик… Глянув на него, Максим поперхнулся невеселым смешком и, поймав неприязненный взгляд, одними губами послал одноклассника в далекое безрадостное путешествие.

Славик вспыхнул, и это было видно даже в полутьме школьного двора. По толстым щекам скользили сине-белые всполохи от полицейских машин. Лиловый глаз Славика выглядел почти черным.

– Идите отсюда, – повторил оперативник, ничуть не тронутый эмоциональной речью. – Не толпитесь. Сказали валить – и валите.

– Никуда мы не пойдем, – упрямо буркнул Витя. – Позовите Милослава Викторовича, он у вас работает! Или Чашкину Екатерину Витальевну.