Трейси Вульфф - Жажда

– Вообще-то это неплохое зрелище, – отвечаю я, в открытую любуясь его шикарным задом, обтянутым сейчас куда меньшим количеством одежек, чем мой. – Но я тебе помогу.

Он картинно закатывает глаза. Но все же немного вихляет задом, что вызывает у меня безудержный смех.

Вскоре мы уже оба покатываемся со смеху, глядя на самого кривобокого снеговика на свете. Что объяснимо, если учесть, что я уроженка Сан-Диего. Но Джексон живет на Аляске уже много лет, так что он наверняка не раз лепил снеговиков.

Мне хочется спросить его об этом, но он смотрит на снеговика так, что я решаю промолчать. Может, прежде у него было слишком мало времени, чтобы просто радоваться жизни, просто играть, несмотря на то что не он должен был унаследовать престол.

И я чувствую грусть, глядя, как он ищет камешки для глаз снеговика. Ему пришлось столько всего пережить. Как же он смог пройти через все эти испытания и все равно не потерять способности чувствовать, способности любить? И готовности ради меня включиться в опасную игру.

Это заставляет меня склонить голову и пожалеть его.

И эта жалость становится еще острее, когда я вспоминаю вопрос, который не перестает мучить меня с тех самых пор, как я пришла в себя в лазарете три дня назад.

– Джексон?

– Да? – Должно быть, что-то в моем голосе выдает меня, потому что улыбка на его лице сменяется тревогой. – Что не так?

– Я хотела спросить… – Я делаю глубокий вдох и выпаливаю вопрос, который столько времени отгоняла от себя: – Куда отправился Хадсон? Я что хочу сказать – мы видели, как умерла Лия. Но куда делся тот черный дым? Он умер вместе с ней? Или… – Я не заканчиваю фразу, потому что эта мысль слишком ужасна.

Но Джексон не из тех, кто готов делать хорошую мину при плохой игре или избегать неудобных вопросов. Его лицо мрачнеет, он отвечает:

– Этого я еще не понял. Но я разберусь. Потому что я ни за что не позволю Хадсону вырваться на волю опять.

В его голосе звучит такая остервенелость, что мне больно слышать это, ведь я знаю, сколько ему пришлось выстрадать из-за брата. Как же ужасно, что ему пришлось столько всего пережить, и еще более ужасно, что угроза возвращения Хадсона, вероятно, будет висеть над нашими головами всегда.

Трудно успокоиться и расслабиться, когда тебе угрожает социопат, жаждущий убийств, – причем угрожает не только тебе, но и всему миру.

Однако очевидно, что Джексон лучше справляется с этим страхом, чем я, а может быть, все дело в том, что он уже давно научился жить с этой угрозой. Как бы то ни было, он улыбается мне неподдельной улыбкой, когда ему наконец удается сделать нашему снеговику лицо из камешков-глаз и морковки-носа.

– Теперь твоя очередь, – говорит он. – За тобой гвоздь программы. – И протягивает мне шапку.

Сейчас я впервые по-настоящему смотрю на нее – и, разглядев, смеюсь. И смеюсь. И смеюсь.

Потому что, возможно, это и не такой уж абсурд. Возможно, Джексон в самом деле ревнует меня к Флинту.

Джексон качает головой:

– Ну как, ты наденешь на него эту шапку или нет? – вопрошает он.

– Надену, надену. – Я подхожу к снеговику и нахлобучиваю на него шапку, затем отхожу назад, к Джексону, чтобы мы оба могли полюбоваться им.

– Ну, как он тебе? – спрашивает Джексон чуть погодя. И хотя он говорит это так, словно вот-вот отколет шутку, я слышу в его голосе едва ощутимую беззащитность. Едва ощутимую потребность в моем одобрении, которой мне никогда не приходило в голову от него ожидать.

И я поворачиваюсь, смотрю на нашего с ним кривобокого, скособоченного снеговика и, несмотря на холод, таю. Потому что, по-моему, наш снеговик прекрасен. Совершенно прекрасен.

Но вслух я этого не говорю. Я не могу этого сказать, потому что иначе я показала бы Джексону, что вижу больше, чем он может себе представить. Так что я просто высказываю то, что могу:

– Эта вампирская шапка выглядит очень мило.

Он улыбается до ушей.

– Да, я тоже так думаю.

И протягивает руку ко мне – как раз когда я сама собираюсь взять его за руку.

И у меня такое чувство, словно так и должно быть.

Впервые я позволяю себе подумать о том, что сказала Лия незадолго до того, как умереть, – что я пара Джексона. Я не очень-то понимаю, что это значит, но когда он прижимает меня к себе и мне передается его тепло, я не могу не думать, что, возможно, мне следовало бы это узнать.

Четыре дня спустя я наконец возобновляю учебу – на сей раз уже по-настоящему, включая домашнее задание по британской литературе и научно-исследовательскую работу по причинам ведовских процессов в Салеме, а также иду на свой первый сеанс психотерапии с доктором Уэйнрайт. К этому прибавляется еще и отработка практических занятий, которые я пропустила, когда психопатка-вампирша пыталась меня убить. Что, на мой взгляд, довольно несправедливо, но это не беда, ведь каждое утро, каждый обеденный перерыв и почти каждый вечер я могу проводить с Джексоном, которому отлично удается жить настоящим и не беспокоиться раньше времени из-за воображаемых проблем.

Сейчас мы вместе завтракаем в кафетерии и шутим по поводу последнего романа Луки, который, как приходится признать даже мне, представляет собой полный провал.

Я ем печенье с коричневым сахаром «Поп Тартс» – последнюю упаковку вишневых «Поп Тартс» схватила Мэйси, – а остальные члены Ордена из непрозрачных стаканов пьют предоставляемую школой лосиную кровь. Оказывается, вот для чего служат большие оранжевые охладители – для того, чтобы из них кормились вампиры.

Кэм пока не набрался храбрости, чтобы присоединиться к нам, но Мэйси надеется, что скоро это наконец произойдет. Я не так в этом уверена – репутация Джексона стала еще более устрашающей после того, как стало известно, что случилось с Лией, и теперь все стараются держаться от него на большем расстоянии, чем обычно. Я продолжаю твердить ему, что они бы немного расслабились, если бы он почаще улыбался, но пока что Джексон не прислушивается к моим советам. Лично я думаю, что это из-за того, что, по его мнению, чем больше они станут бояться, тем в большей безопасности буду я.

Мне, конечно, не обязательно с ним соглашаться, но должна признаться, что в последнее время все было на удивление тихо. Уже более недели никто из учеников не пытался ни отравить меня, ни принести в жертву. Это определенно рекорд, и я была бы очень рада, если бы это продлилось как можно дольше.

Предварительный звонок звенит как раз в то время, когда я допиваю свой чай, и, подняв взгляд, я вижу, что Джексон уставился на меня с чуть заметной улыбкой на губах.

– В чем дело? – спрашиваю я, взяв в руки обертку от печенья и пустую чашку.