Джанет Уинтерсон - Целую, твой Франкенштейн. История одной любви [litres]

– А по-моему, идея оживления мозга просто чудовищна, особенно, учитывая, что он окажется без тела.

– Мозг может и не знать, что тела нет, – говорит Виктор. – Достаточно сымитировать его наличие. Между прочим, у многих людей нарушена связь между разумом и телом. Например, человек не узнает себя в зеркале: слишком толстый, слишком старый, слишком изменился. Ум часто существует как бы отдельно от своего хозяина. А в твоем случае, наоборот, восстановлена гармония между физической оболочкой и умозрительным восприятием себя. Разве плохо, если все смогут обрести то же самое?

– Ну, и какие исследования ты здесь проводишь? – Я тоже умею избегать трудных тем.

– У меня на очереди Бесси. – Виктор указывает рукой в сторону отрезанной головы овчарки.

За головой собаки, на морде которой застыло грустное выражение, виднеются резервуары с мозгами, вынутыми из черепных коробок. Некоторые соединены проводами с мониторами.

– Мы ищем синаптические ответы на импульсы.

– Получается?

– Да. Кое-что удалось, но мне этого недостаточно. Хочу попросить тебя о помощи.

– Я не смогу доставать тебе человеческие головы! Лучше обратись к своему другу с фермы.

Виктор обнимает меня за плечи и тихо произносит:

– Рай, как жаль, что ты мне не доверяешь.

– Как жаль, что я не могу тебе доверять, – признаюсь я.

Виктор отступает назад.

– У меня для тебя важное задание, – торжественно заявляет он.

Если он М, то я Джеймс Бонд?

– Я прошу тебя вернуться в «Alcor» и привезти оттуда голову.

Или он Саломея, а я Иоанн Креститель.

– Виктор, ты выжил из ума! – ледяным тоном говорю я.

– Ничего подобного. На данный момент выжил из ума тот, чью голову я прошу достать. А я хочу вернуть его ум в рабочее состояние!

– Скажи хотя бы, чья это голова… была…

Или он автор, а я персонаж?

Капитан Уолтон ушел, и я остался в кабинете один. Спасенный капитаном мужчина спал возле огня. Вы возразите, что я не был в одиночестве, и формально окажетесь правы, однако учтите истинную суть дела. Незнакомец, чье размеренное дыхание я слышал, напоминал пришельца из другого времени или места. Отличие крылось не в одежде и не в речи, как я скоро выяснил, а в его полнейшей отрешенности. Капитан Уолтон предупредил меня, что несчастный одержим единственной мыслью, единственной целью, и эта пагубная страсть заслонила ему мир людей. Его душа подобна льдине в открытом море, вроде той, с которой страдальца спасли моряки. Он замкнулся в осколке самого себя.

Пламя освещало правильные черты лица незнакомца. Телосложение выдавало в нем натуру беспокойную и впечатлительную, человека, привычного к умственной деятельности, тяжелому труду, долгим путешествиям и скудному питанию. Сидя у огня, я никак не мог сосредоточиться на книге с сонетами (сегодня мои мысли были слишком далеки от поэзии). Тогда я вспомнил о бумагах, которые привез капитан Уолтон. Я устроился за столом и зажег вторую свечу, чтобы как следует рассмотреть содержимое мешка.

Внутри рваного кожаного мешка обнаружились рекомендательные письма – изрядно намокшие в воде и с поблекшими чернилами. В них я прочел, что спящего мужчину зовут Виктор Франкенштейн. Он родом из Женевы. По профессии врач, причем довольно хороший. Затем я вынул дневник с помятыми страницами, испещренными строчками текста. Торопливо написанные буквы скакали, местами напоминая дикие каракули. На обложке я прочел более аккуратно выведенную надпись: « Дабы познать источник жизни, следует сперва изучить смерть » [67] Здесь и далее выделенные курсивом цитаты из дневника Виктора Франкенштейна – М. Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей», Глава IV. Перевод О. Акопян. .

Я продолжил читать:

Я собирал кости в склепах и проникал нечестивой рукой в самые заветные тайны человеческого тела. На чердаке, в уединенной комнате, более похожей на камеру, отделенную от остальных помещений галереей и лестницей, я устроил мастерскую, где и создавал свое кощунственное творение. Порой мои глаза едва не вылезали из орбит, когда я с ужасом смотрел на то, что делаю. Большую часть своих материалов я доставал в прозекторской и на бойне.

Между страниц дневника оказался сложенный листок с карандашным наброском, срисованным с «Витрувианского человека» Леонардо, человека как меры всего прекрасного, пропорционального, символизирующего логическое начало гармонии. Однако эскиз в дневнике мало походил на оригинал. В нем тоже присутствовали измерения, но они явно выходили за рамки пропорций человеческого тела. Длина рук и ширина лица выглядели неестественно. Поверх рисунка чернело множество пометок, нацарапанных совершенно неразборчиво. Страницу неоднократно терли ластиком, а в двух местах плотная бумага была проткнута насквозь карандашом – в приступе то ли возбуждения, то ли отчаяния.

Я вновь обратился к записям:

Одной из загадок, особенно разжигавших мое любопытство, было строение человеческого тела. Я часто спрашивал себя: где же кроется источник жизни?

Мой гость пошевелился, но продолжил спать. Вопрос об источнике жизни волновал умы многих, и еще не раз им будут задаваться в будущем. Догмат, гласящий, что Бог есть источник жизни, не отвечает на вопрос, а скорее гасит его. Люди не единожды пытались воскресить мертвых. В слезах роптали на судьбу, восклицая, почему удел всех живых – смерть? Почему могучее тело и острый ум превращаются в ничто? Отчего дубы живут по тысяче лет и дольше, а человек еле дотягивает до конца отмеренных ему семи десятков. А алхимики со своими философскими камнями, гомункулусами и разговорами с ангелами? Что открыли они, прожив безрадостную жизнь, полную тяжких трудов? Ничего. « Посреди жизни в смерти пребываем» [68] « Посреди жизни в смерти пребываем » (Media vita in morte sumus, лат.) – первая строка антифона IX в., авторство которого приписывалось Ноткеру Заике, (ок. 840–912), монаху-бенедиктинцу Санкт-Галленского монастыря (на территории современной Швейцарии). .

Мне стало жаль беднягу.

В золотом медальоне находился сделанный пером набросок прелестной девушки. Несомненно, она мертва. Так вот что породило в его мозгу больные фантазии?

Мое внимание привлекла очередная запись в дневнике:

Я видел, как червям достается все, что некогда радовало глаз и ум. Я тщательно изучал всю последовательность перехода от жизни к смерти и от смерти к жизни.

Бедняга! Жизнь действительно переходит в смерть, и обратной дороги – от смерти к жизни – не существует. У меня была жена. Но ее больше нет. Я квакер и молча несу бремя своего горя [69] Квакеры – протестантское религиозно-мистическое движение, отвергающее религиозные обряды и церковную иерархию. Согласно учению квакеров, «внутреннее озарение» достигается лишь через совместную практику безмолвной молитвы. . Моя благоверная уже не вернется. А если бы и вернулась – жуткий призрак в погребальном одеянии, – где была бы ее душа? Душа не придет в разрушенный дом.