Джанет Уинтерсон - Целую, твой Франкенштейн. История одной любви [litres]

Доносится звук, словно кто-то пытается запустить мотор. Судя по рокоту, мотор огромный. И вот опять.

– Ручной стартер, – сказал Рон. – У отца был фургон «Morris 1100» с такой штукой. Чтобы завести двигатель, приходилось крутить рукоятку.

– Боже! Мы тут скоро сдохнем! Избавьте нас от рассказов про вашего старика! – рявкает Полли.

– Я всего лишь хочу сказать, что Виктор пытается запустить генераторы, Джейн и Мэрилин, – поясняет Рон.

Наконец, зажигается свет. Мы стоим мокрые, покрытые липкой влажной пылью, осыпающейся с потолка. Громкий гул перекрывает наши голоса. Бар разгромлен: столики поломаны, стулья валяются ножками вверх. Стойка обрушилась, игральные кубики и карты разбросаны по полу. Дверь с почти оторванными петлями висит наискось. Мы бредем по воде к выходу. Виктора нигде нет. Стальная дверь в комнату, где он находился, заперта. Я с трудом добираюсь до генераторов, из которых прямо в коридор бьет мощная струя грязного дизельного выхлопа.

– ВИКТОР!!!

Рядом возникает Рон и молча указывает на лестницу. Дверь наверх открыта. Мы можем спастись. Я отрицательно мотаю головой. Рон решительно берет меня за руку, но я ее выдергиваю. Клер и Полли уже поднимаются по ступеням.

– Вы идите! – кричу я.

И тут Рон, словно низкорослый крепкий бычок, бодает меня головой в живот и, перебросив через плечо, уносит к лестнице. Пока я вишу вниз головой, рассматривая воду, покрытую маслянистой пленкой, успеваю прикинуть, что Рон рискует умереть от инфаркта, если попытается тащить меня по лестнице. А вот и нижние ступени. Я стучу Рону по спине, и он с явным облегчением опускает меня на ноги.

– Для чувака, который на самом деле девчонка, вы тяжелей, чем кажетесь, – признается Рон.

Мы вместе поднимаемся по ступеням.

Манчестерская ночь. Подозрительно темно. Ни единого огонька, будто во время войны.

– Судя по всему, электричество вырубилось по всему городу, – замечает Полли.

Мы немного проходим вперед. В офисных зданиях нет света. Уличные фонари не горят. Светофоры не работают. По темной дороге крадучись едут автомобили.

– Сеть не ловится, – заявляю я, взглянув на экран сотового.

– И у меня, – кивает Рон. – Предлагаю дойти до моего отеля. Я остановился в «Мидленде».

– Но я не могу бросить Виктора! – мотаю головой я.

– Хотите, чтобы я вас понес? – спрашивает Рон.

– Мы вызовем «скорую»! – подает голос Клер.

– Нет! Дайте ему время, – отвечаю я.

– Время для чего? – удивляется Полли.

– Не знаю. Ладно, пошли. Попробуем дойти до отеля.

Когда мы добрались до места, выяснилось, что «Мидленд» тоже стоит без света.

– Что случилось? – интересуемся мы у швейцара.

– Никто не знает. Телевизоры не работают, интернета нет, службы экстренной помощи сейчас в больницах и на вокзалах. На рельсах застряли поезда.

«Это даст Виктору необходимое время», – проносится у меня в голове.

Клер решила поселиться в номере Рона. Полли и мне он оплатил отдельные номера. Увидев, что я протягиваю свою кредитку, лишь отмахнулся.

– Выдайте им пару зубных щеток и бутылку бренди, – обращается он к швейцару.

– Я буду молиться за нас, – проникновенно говорит Клер, что в данных обстоятельствах звучит почти разумно.

Мы с Полли поднимаемся по лестнице к нашим номерам.

– Только ничего не предпринимайте в одиночку, пожалуйста, – прошу я. – Поговорите со мной утром. Не торопитесь!

Вместо ответа Полли целует меня в губы. Простой поцелуй. Ничего особенного. Словно признание того, что сегодня случилось. Но что именно случилось?

Мне не спится. Из номера Полли доносится звук льющейся воды. Я выскальзываю из отеля в кромешную тьму и иду обратно к бункеру. Город словно во время авианалета: на улицах никого, кругом мрак. У одной из дверей замечаю парня, зябко свернувшегося в спальном мешке.

Спрашиваю:

– Что случилось?

– Свет отключился. Везде, – говорит он.

Откуда-то издалека в тишину врывается завывание сирены.

Наконец, я у входа в бункер. Внешняя калитка заперта на замок. Сердце ёкает от радости. Виктор жив и сумел незаметно выбраться наружу! Я спешу к его дому. Холод, раны, мокрая одежда, смертельная усталость – все это отступило на второй план.

Здание, где находится квартира Виктора, естественно, тоже не освещено. Дверь парадного подъезда заперта – во время отключения электричества замок закрывается автоматически. Консьержа на месте нет. Тогда я обхожу дом вокруг и забираюсь на пожарную лестницу. Мы так уже делали с Виктором раньше – прокрадывались в его квартиру, словно два подростка, мечтающих о первом сексе. Значит, вот кем мы себя ощущали? Наверное, да. Взобравшись по лестнице, я, как заправский паркурщик, прыгаю на нужный балкон. Главное, не смотреть вниз, в черную пропасть.

Раздвижные двери открыты. Захожу внутрь. Ноздри улавливают знакомый аромат свечи с ароматом граната.

– Виктор? – тихо зову я.

Он всегда педантично кладет вещи на свои места. Я без труда нахожу спички и зажигаю свечу. А потом еще одну. И еще. Теперь комната похожа на святилище. Виктор аккуратист. Никогда не оставляет за собой следов. Раз он выбрался из бункера, значит, скоро вернется.

Я принимаю душ. Надеваю пижаму Виктора. Забираюсь в его кровать и засыпаю до утра. Мы счастливцы, даже самые худшие из нас, ведь после ночи всегда настает рассвет.

Оно продается в любой мясной лавке. Баранье или бычье. Человеческое выглядит почти так же. Размером примерно с кулак. Насос, перекачивающий по телу кровь. Сердце смещено влево – две трети его массы приходятся на левую часть груди. Оно никогда не высыхает, так как находится в наполненной жидкостью околосердечной сумке. А кроме того, имеет довольно сложное строение. Сердце состоит из четырех камер: левое и правое предсердия, а также левый и правый желудочки. Через предсердия кровь из соединенных с ними вен поступает в сердце. Из желудочков выходят артерии, которые выводят кровь из сердца. Правое предсердие и желудочек меньше левой пары. Камеры всегда находятся в одной из двух фаз: систола, когда сердечная мышца сокращается, изгоняя кровь из полостей, и диастола, когда сердце расслабляется, и они наполняются кровью. Сердечный цикл отражают цифры, которые мы получаем, измеряя давление. В моем случае: 110 (систола) на 65 (диастола). Сердце начинает биться у плода еще в материнской утробе – с двадцать второго дня беременности – и с тех пор не останавливается. До того мига, когда не остановится окончательно.

Виктор исчез восемь дней назад. Я хожу в его куртке. Молока в холодильнике больше нет. Поиски в квартире ничего не дали. Виктор не оставлял следов, словно жил не у себя дома, а в гостях. Как выяснила Полли, квартира зарегистрирована на некую швейцарскую компанию. Больше ничего узнать не удалось.