Дин Кунц - Фантомы

– А причиной смерти был он? – снова спросил Брайс.

– Он сыграл свою роль. Но точную причину смерти мы так и не смогли установить. Отчасти смерть произошла из-за токсического воздействия консерванта. Однако есть признаки, которые дают основания думать, что она наступила из-за резкой нехватки кислорода. Жертвам то ли полностью перекрывали трахею, то ли долго держали их в полупридушенном состоянии.

– То есть их так или иначе удушили? – подался вперед Брайс.

– Да. Но мы не знаем, как именно.

– Но это же невозможно, – вступила в разговор Лиза. – То, о чем вы говорите, должно было бы занять минуту или две. А все эти люди погибли очень быстро. За одну-две секунды.

– А кроме того, – добавила Дженни, – насколько я помню обстановку в доме Оксли, там не было никаких признаков борьбы. Люди, которых убивают, обычно оказывают чертовски сильное сопротивление, ломают и переворачивают все вокруг…

– Да, – согласно кивнула доктор Ямагути. – Это совершенно непонятно.

– Почему все тела такие раздутые? – спросил Брайс.

– Мы считаем, что это реакция на консервант.

– А то, что они посиневшие, – тоже?

– Нет. Это что-то… другое.

– Что именно?

Сара ответила не сразу. Она нахмурилась и какое-то время сидела, уставившись взглядом в содержимое своей кружки. Наконец она сказала:

– Кожа и подкожные ткани обоих трупов явно свидетельствуют о том, что эффект посинения вызван воздействием какой-то внешней силы: это классические ушибы. Иными словами, посинение не связано со вздутием и оно не является самостоятельной аллергической реакцией на консервант. Такое впечатление, что жертвы кто-то бил. Долго и сильно. Но это очень странно. Потому что когда избивают до таких синяков, то должен обязательно быть хотя бы один перелом. Есть и еще кое-что столь же странное: степень посинения одинакова по всему телу. Ткани повреждены совершенно в равной степени во всех местах: на бедрах, на руках, на груди, везде. Но это просто невозможно.

– Почему? – спросил Брайс.

– Когда кого-нибудь бьют чем-то тяжелым, – ответила ему Дженни, – то всегда какие-то участки тела получают более сильные повреждения, какие-то – менее сильные. Невозможно наносить каждый удар с абсолютно одной и той же силой и под тем же самым углом, что и все другие удары. А именно так надо было бить, чтобы ушибы по всему телу были одинаковы.

– Кроме того, – добавила Сара Ямагути, – посинение есть даже в таких местах, куда не могла бы достать никакая дубинка. Скажем, под мышками. Между ягодицами. И даже на подошвах ног! Причем несмотря на то, что на миссис Оксли, например, были надеты туфли.

– По-моему, совершенно очевидно, – сказала Дженни, – что повреждения тканей, приведшие к их посинению, наступили не в результате ударов по телу, а от чего-то еще.

– От чего, например? – спросил Брайс.

– Понятия не имею.

– И все они умерли очень быстро, – напомнила им Лиза.

Сара откинулась на спинку стула, покачалась на его задних ножках и снова посмотрела в окно. В сторону гор. В ту сторону, где стояли передвижные лаборатории.

– Доктор Ямагути, что вы обо всем этом думаете? – Брайс невольно понизил голос. – Не как врач и специалист. А неофициально. Что вы лично думаете о том, что тут происходит? Есть у вас какое-нибудь объяснение?

Она повернулась к нему, отрицательно покачала головой. Волосы ее взметнулись, и лучи клонящегося к закату солнца заиграли на них, отбрасывая красные, зеленые, синие блики примерно так же, как отражающийся от масляного пятна свет рождает целую гамму переливающихся красок.

– Нет. Боюсь, нет у меня никакого объяснения. И даже более или менее связных мыслей нет. Хотя…

– Хотя что?

– Н-ну… сейчас мне уже кажется удачным, что с нами приехали Айсли и Аркхэм.

У Дженни мысль о возможности того, что здесь замешана внеземная цивилизация, по-прежнему вызывала скептическое отношение, Лизу же, наоборот, эта мысль захватывала.

– А вы действительно думаете, что здесь могут быть пришельцы из других миров? – спросила девочка.

– Ну, в принципе могут быть и другие объяснения, – ответила Сара, – хотя трудно сейчас представить, какие именно. – Она посмотрела на свои наручные часики, нахмурилась, поерзала на стуле, потом проговорила: – Почему они так долго? – Повернувшись к окну, она внимательно и ожидающе стала смотреть на улицу.

Деревья на улице стояли абсолютно неподвижно.

Тенты перед входами в магазины не колыхались.

Весь городок застыл в оцепенении.

– Вы говорили, что они снимают защитные костюмы и переодеваются.

– Да, но это не занимает столько времени.

– Если бы что-то случилось, мы бы услышали стрельбу.

– Или взрывы, – добавила Дженни. – Тех бутылок с зажигательной смесью, которых они столько наделали.

– Они должны были быть здесь по меньшей мере пять… даже десять минут назад, – продолжала волноваться Сара. – А их до сих пор даже не видно.

Дженни вспомнила, как поразительно тихо и незаметно подкралось оно тогда к Джейку Джонсону.

Брайс поколебался, потом отодвинул стул и встал.

– Пожалуй, не повредит, если я возьму несколько человек и схожу гляну.

Сара Ямагути резко повернулась от окна, передние ножки ее стула с резким тревожным стуком опустились на пол.

– Что-то произошло, – сказала она.

– Да нет. Вряд ли, – возразил Брайс.

– Вы же сами это чувствуете, – сказала Сара. – Это видно по вашему лицу. О господи!

– Не волнуйтесь, – спокойно проговорил Брайс.

Но если голос у него был спокойный, то глаза выдавали его. За последние двадцать с чем-то часов Дженни научилась отлично прочитывать выражение этих внешне всегда полусонных глаз. Сейчас в них отражались внутреннее напряжение и ледяной, колючий страх.

– Пока еще рано беспокоиться, – сказал Брайс.

Но все они уже поняли, что случилось.

Они еще не хотели в это поверить, но уже знали.

Кошмар начался снова.

Брайс решил, что к лабораториям вместе с ним пойдут Тал, Фрэнк и Горди.

– Я тоже пойду, – сказала Дженни.

Брайсу очень не хотелось, чтобы она шла. За нее он боялся гораздо больше, чем за Лизу, за своих подчиненных или даже за самого себя.

Между ними установилась какая-то совершенно неожиданная и редкая душевная связь. Брайс чувствовал себя в присутствии Дженни удивительно хорошо и спокойно, и он был уверен, что и она так же чувствует себя в его присутствии. И Брайс не хотел потерять Дженни.

Поэтому он сказал:

– Я бы предпочел, чтобы вы не ходили.

– Я врач, – ответила Дженни так, словно принадлежность к этой профессии не только налагала на нее моральные обязательства, но и служила щитом, способным оградить ее в случае опасности.

– Здесь у нас настоящая крепость, – продолжал уговаривать он. – Тут безопаснее.