Хелен Тодд - Призрачные нити [≈ За пеленой северного тумана] [litres]

Последнее усилие, последний вдох. Тэй взял Джин-Рут на руки, видел в ее глазах ужас и испуг, но она согласилась, значит, осталось немного: преодолеть боль, разъедающую изнутри. Один шаг – и тонкая грань миров пересечена. Ни физических страданий, ни тепла, ничего, что напоминало бы о жизни. Их мир призрачный, зазеркальный – по ту сторону отражающей поверхности.

Сплетение магии погасло. Теперь Алан владеет своей частью источника, теперь он часть города. Единственное, что отличает его от предшественников, – ведьмак жив.

Крейг хрипло простонал и попытался открыть глаза. Голова раскалывалась, темнота вокруг вспыхивала магическими нитями, а измотанное тело болело и ныло. Но хуже всего – его одолевали переживания, эмоции словно обжигали его сознание, будоражили, приводили в чувства и тут же возвращали свой груз, утяжеляя его состояние.

Тишина, царившая вокруг, прерывалась частым, прерывистым дыханием. Он не один. С трудом поднял непослушную руку, которая словно не принадлежала ему, уперся в каменное надгробие. Внезапный холод заставил сделать судорожный вдох. Жив, значит, справится. Тело должно привыкнуть к магии, которая теперь ему принадлежит.

Тяжелой поступью Алан шел за крохотным магическим свечением. Простое заклинание поиска… маленький маяк, который вел его в нужном направлении.

Он увидел Ани, сидящую возле каменной плиты. Все было точь-в-точь, как в видении. Бледная, хрупкая, в привычной белой рубашке – она единственная показывала следы сражений. Черный плащ и брюки впитали кровь. Раны были заметны из-за порезов, исполосовавших ткань.

Ведьмак сел рядом, убрал прядь волос с ее лица и заправил за ухо. Веки Аннетт дрогнули, и теперь он видел, как в темно-зеленых глазах отражался мягкий свет крохотного шара, который привел его.

– Просто дыши, хорошо?

Алан не узнал свой голос, он звучал, словно через пелену, хрипло, слабо. Но он не имел права на слабость, не имел права оставлять ее одну. Иначе зачем все это?

Его рука коснулась разгоряченного лба. Аннетт вздрогнула от прохлады, но закрыла глаза, успокаиваясь, – не одна. Легкая, измученная улыбка. Ведьма была открыта перед ним, показывала свое доверие, принятие его силы, помощи, что не мешало ей держаться самой и полагаться на свои силы, – иначе не оказалась бы здесь, иначе не выжила бы.

Рэндел послушно сделала медленный глубокий вдох, стараясь не показать болезненных ощущений: ныла рука, порезы на ноге, горло обжигал ледяной воздух. Она вновь невольно затаила дыхание, сжалась. Дальше все смешалось: тепло от пальто, накинутого на ее плечи, боль от движений и прикосновений, облегчение и жжение. Все плыло, но Ани упрямо сопротивлялась забвению.

Алан переместил исцеляющие зелья. Именно они невыносимо опаляли кожу, но в то же время затягивали раны: это всего лишь порезы, никакой магии, ядов, поэтому работало. Мари явно не обидится из-за исчезновения пары пузырьков. Ведь их делали для этого?

Темнота рассеивалась, оставляя время для восстановления. Пусть временного, но слишком необходимого в эти минуты. Алан знал: это предвестник неминуемого, Тодор начал действовать, значит, мгновение затишья будет коротким.

Ведьмак бережно провел тыльной стороной ладони по ее щеке, невесомо коснулся пересохшими губами лба и хотел взять на руки, но Аннетт покачала головой.

– Спасибо.

Он уступил, помогая ей встать, придерживая за локоть. Бережно прижал к груди, разрешая себе насладиться ее доверием.

– Пойдем, нужно отойти от источника, будет легче переместиться.

Алан не дал ей ответить, закрыв рот поцелуем: коротким, мягким, не настойчивым. Позволил опереться на его руку и направил крохотный шарик света. Теперь у него другой путь: на выход. Подальше от холодного, промозглого города прошлого.

В мгновение атмосфера в подземелье изменилась. Из каждой могилы шел едва уловимый серый свет. Последний отклик душ, которые так долго пытались уберечь город. Нордвуд прощался со своими хранителями, отпуская их в другой мир. Казалось, сложный кровавый кошмар закончился. Чувствовалась пульсация магии под ногами: все кладбище было переплетением нитей. И затихло. Впервые он не ощущал никаких видений, не мог заглянуть в будущее. Все стало мутным потоком реки, которая несла их жизни в своем, давно очерченном направлении. Хотелось, чтобы все это оказалось сном, тяжелым кошмаром, но нет, реальность была как никогда отчетлива. Но ведь как узнать, насколько было бы лучше, будь все иначе?

Резкая синяя вспышка заставила зажмуриться. Позже, когда свечение чуть затихло, в нескольких метрах от Алана и Ани оказались Джин с Николасом. Он открыл портал в Зазеркальный мир. Он успел. Смог, значит… Все не окончено, и самые страшные видения о смерти сестры призрачны. Будущее может меняться. Единственное – ее жизнь теперь в чужих руках, там, где Крейг не имеет силы.

Наступило чувство опустошения. Ведьмак не хотел принимать то, что теперь от него ничего не зависит. Ни предсказания, ни темная магия, ни перемещения… все это не поможет Джин. Он с силой стиснул зубы, не замечая, как все тело заныло, противясь его порывам. Не мог заставить себя уйти, так и наблюдал, как Ник взял его сестру на руки, как она протянула ему руку… Но главное, что ее сердце не перестанет биться.

Аннетт замерла, выпустила руку Алана, но не решилась подойти и вмешаться: не было сил. Но она видела этот безмолвный крик – его последняя эмоция, последний поступок, последнее действие, прежде чем Ник вместе с Джин скрылись за тонкой пеленой Зазеркального мира. Нет, не погибли. Исчезли. Холод призраков сохранит их жизни, законсервирует эмоции, даст время выдохнуть. Аннетт читала в этом выверенный расчет Тодора. Он до последнего просил Николаса молчать. Никто не погиб, но внутри что-то вязкое сковывало ее сердце. Потери… неизбежны, пусть их возможно вернуть, пусть есть надежда, но этого иногда слишком мало. Пустые мечтания не становятся реальностью.

Теперь прошлые чувства Аннетт станут кошмаром, о котором она никому не скажет. Жалость – худшее, что можно испытывать к тому, кого любил. Эта эмоция оставляет противные следы, которые не смыть слезами, вынуждает испытывать вину, которой нет. Там, где есть точка, не стоит дорисовывать еще две. Но внутри все противилось: она считала себя виноватой. Что, если все могло быть иначе?

– Ани… нужно уходить.

Алан не дал себе свободы, не впустил темноту переживаний внутрь – все и так было мглой, в которой он не видел света. Но разбитые часы не останавливают время.

Она не слушала. Каждый раз, когда видела Николаса на грани, ощущала металлический привкус в горле, боль, от которой не могла избавиться, хотя давно отпустила. Это называется любовью? Трагедией? Или всем сразу?