Хелен Тодд - Призрачные нити [≈ За пеленой северного тумана] [litres]

– Черт возьми, Аннетт, возьми себя в руки.

Ведьмак сжал ее руку, настойчиво уводя от этого места. Призрачная пелена еще не закрылась, значит, могла получить кого-то еще. И если Джин-Рут была защищена Николасом, носившим зеркальный знак S, то Аннетт не смогла бы сопротивляться – ее знак был ей неподконтролен. Он не основной.

– Я…

– Ничего не должна.

Алан что есть сил прижал ее к себе, закрывая от потока морока. Он накрывал все, опутывал могилы, просачивался в стены, забирал все, что мог, пытаясь удушить, одурманить тех, кто остался без защиты. Прошлое так просто не отпускает. В Нордвуде одно неверное решение – и пути назад нет. А они и так находились на грани. Последние, кто остался на кладбище давно забытых душ, которые сегодня наконец-то нашли свой покой.

Морок окутывал подземелье, расползался, заполнял каждую щель, не оставляя возможности спрятаться: источник защищал себя от проклятых, которые попали за барьер, но в то же время уничтожал все, что попадалось на его пути. Лишь мертвым не важен удушающий смог.

Кладбище пульсировало. Разнообразные сплетения отзывались на каждое слово, произнесенное Верховным магом. Это напоминало сердцебиение, словно погибшие стали взаправду чем-то живым, единым. Чем-то готовым сопротивляться и защитить себя, но в то же время без риска навредить себе. Впервые круговорот смертей был прерван. Бесконечная цепочка оборвалась. Участники предсказания с зеркальными знаками ступили на дорогу перемен. Осталось малое: сохранить жизнь одного из них. Чтобы выжили все. Эти подземелья больше не получат свою дозу траура. Не пополнятся новым надгробием, если того не пожелает погибший. Теперь это не обязательство, а выбор.

Тодор дочитал заклинание: он показал свою власть, силу, доказал, что имеет возможность владеть им полноценно, и отказался от этого. Два сильных сплетения магии, которыми обладал вампир, позволили ему сохранить одну жизнь.

Несмотря на слабость, он знал, видел, как Николас спас Джин-Рут, как Анри нашел в себе силы контролировать магию и переместился вместе с Эммой. Не знал только, что с Аннетт и Аланом. Все уже накрыла защита, и Рэндел с трудом довел дело до конца.

Дальше туман. Его мир вспыхнул огнем. Боль заиграла всеми оттенками оранжевого и красного, стала темными пятнами, расползлась по телу. Казалось, что его сердце начало биться, но нет, это всего лишь иллюзия. Тодор слышал голоса, шепот призраков, напоминающих о своем существовании: все еще здесь, все еще жаждут получить кого-то в свои холодные объятия.

Порезы по всему телу и кровавый след, – покрытый запекшейся коркой и засохший. Вдоль руки, как требовал ритуал. Он чувствовал ад, но видел куда больше. И теперь его плоть не выдерживала тот мрак, который вампир разбудил в и без того бушующем море.

Первое перемещение. Слишком далеко от дома. Над городом собиралась гроза, грохотала, вспыхивала молниями, давала предупреждение о своей силе. Память упрямо рисовала прошлые попытки, последствия, ужас и опустошение, которые за ними следовали. А сейчас все иначе: нет сил, нет возможности вдохнуть этот наэлектризованный воздух, но все живы. Он исполнил долг, довел свою игру до конца, чтобы сейчас с абсолютным безразличием к себе переместиться вновь. На этот раз в кабинет.

Рокот волн за окном, завывания ветра. Тодор больше не видел сквозь дождь силуэты лиц, не угадывал их судьбы, не искал в холодной воде, разбавленной кровью, подсказок. Его история завершена. На лице появилась привычная кривая ухмылка. Больше не нужно признавать поражение, вот только вкус победы оказался слишком горьким.

Теперь главная цель: уединение. С улицы небольшой особняк был обманчив: он находился в скале, и нижние, подвальные этажи выходили окнами в обрыв, открывая взору неконтролируемую и безграничную стихию. Здесь никто не мог нарушить его покой, попытаться усилить или завершить страдания. Будет так, как предначертано. Никакого скорбного безмолвия, согласия, скрытых надежд. Просто принятие и свобода.

Холодный мраморный пол, полумрак, тихое потрескивание фитиля в керосиновой лампе. Он не любил холодный и неживой свет, так исчезало тепло. Поэтому временами на его рабочем столе загорался желтый огонек прошлого.

К этому времени все, что он ощущал раньше, перестало называться болью. Казалось, что его тело словно фарфоровая чашка, которая неудачно выскочила из рук, ударилась о мрамор и раскололась на десяток осколков. Рассеянный взгляд, окровавленные губы и тонкая алая полоса, которая медленно стекала, впитываясь в светлую ткань рубашки. Единственное, что осталось прежним, – кривая ухмылка. Тодор не собирался отступать, его не беспокоило то, что все внутри разрывает неконтролируемая магия.

В полутьме кабинета, за массивными дверьми. Никто не услышит немой крик. Пьяный морок окутывал своей тишиной, которую не нарушало ничего. До этой секунды. Легкий шорох… мутный взгляд предательски не фокусировался. Мягкие шаги… незваный гость будто дожидался этого момента, этой чертовой слабости. Одна секунда, и вампир мог бы вонзить клыки в сонную артерию, но что-то останавливало. Инстинкты отступали.

– Мертвый сон, зыбкий, пьяный, пустой… любой на твой выбор.

Судя по интонации – Мари. Ни с кем не спутать эти мягкость и уверенность в словах. Никто не осмелился бы переступить черту, кроме нее. Ей нечего терять, и, возможно, ведьма вскоре пожалеет об этом, вот только не в это мгновение. Небольшая заминка, сейчас хриплый кровавый кашель пройдет, и он сможет ответить. Если его время еще не вышло.

Тодор не считал себя потерянным, больным, обреченным. Не ощущал смерти. Не чувствовал ее тонкие, но цепкие руки, ее дурманящий аромат, наэлектризованный воздух, оповещающий о скором событии. Нет. Все это призрачно – невозможно угадать, когда твои секунды истекут. Но впервые вампир знал о своей свободе. Больше ничего не должен, больше не важно ничего – его долг исполнен. Больше не нужно пробуждение.

– Тай не должен знать, – слова прозвучали прерывисто, сипло.

– Знаю, ты заблокировал вашу связь. Неосторожно с твоей стороны, слишком рискованно. Надеешься, что договор ограничил вашу зависимость друг от друга? Но душевная боль, ощущение потери – хуже, чем согласие принять помощь. Гордость этого не стоит.

Пытка. Все это оставалось для него истязанием, которое хотелось прекратить. Слова не имели значения. Он не был уверен, что правильно понимает их значение. В груди все стыло: бессознательно, странно, мертво, безлико. Чернота перекрывала любые чувства. Ни вдоха, ни покоя. Остается просто закрыть глаза, и все. Хватит.

– Все, как ты хотел: без эмоций, боли, сожалений. Я не предлагаю тебе помощь, – ее теплая рука болезненно обожгла запястье. – Ты просто выпьешь это.