Нил Гейман - Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад [сборник litres]

Паломник, улыбаясь от уха до уха, бросил постромки, сгреб Стека в охапку, привлек к себе, обдал густым духом перебродивших водорослей, от души поцеловал в щеку. Сказав что-то еще (и с тем отправив в сторону Стека новую, духовитее прежней, волну перегара), он порылся за пазухой, вложил в ладонь благодетеля нечто твердое и не слишком уверенным шагом двинулся к площади.

Подарок островитянина оказался фигуркой какого-то неизвестного Стеку зверя, грубо сработанной из стеклянистого, золотисто-коричневого камешка. Пожав плечами, Стек спрятал ее в кошель под полой куртки.

Тем временем дело шло к вечеру. Вереница саней мало-помалу продвигалась вперед. Каждые сани останавливались перед стражниками у ворот, один из стражников, осматривая поклажу, пересчитывал горсть мелких округлых камешков, извлеченных из кошеля у пояса, и пропускал тащившего сани паломника внутрь. Другие стражники, ждавшие за воротами, оттаскивали сани в сторону, третьи разгружали их и оставляли порожними у входа в здание. Покончив с делами в Обители Бога, паломники один за другим выходили из ворот и со всех ног спешили на площадь, где собрались их товарищи.

К тому времени, как у ворот остановились сани, присвоенные Стеком, солнце почти скрылось за горизонтом. Страж осмотрел груз, сосчитал свои камешки и, почти не глядя на Стека, махнул ему: проходи. Подражая предшественникам, Стек бросил постромки и, как ни в чем не бывало, проследовал в Обитель Бога.

Навстречу густо пахнуло потом пополам с вонью горящего жира. Ярко освещенная комната оказалась невелика – дюжина человек заполнила бы ее до отказа. Пол устилали грязные, изрядно истертые множеством ног травяные циновки, ровные каменные стены были темны. Центр комнаты занимал невысокий массивный стол, а на столе одиноко лежал черный камень. Перед камнем, спиной к дверям, не сводя глаз с человека напротив – по-видимому, жреца – стоял паломник, вошедший в Обитель прежде Стека. Закончив пространную речь, жрец вынул из-за ворота кожаной рубахи полированный костяной диск и вручил его предшественнику Стека, после чего тот, ни слова не говоря, развернулся и вышел.

Стек подступил к столу.

– Бог Ау, – заговорил он прежде, чем жрец успел хотя бы раскрыть рот, – я здесь, как ты и наказывал.

Жрец сдвинул брови, хотел было что-то сказать, но тут же вытаращил глаза и оцепенел.

– Ты в очереди последний? – безжизненно, монотонно спросил он на Стековом языке.

– Да.

По телу жреца пробежала дрожь.

– На славу сработано, – сказал он. – Впрочем, этому я не удивлен.

– Времени у нас много?

– Нет, – отвечал жрец. – Я вновь вселился в этот камень, и, пока мы не покинем Ау, нам угрожает опасность. Идем.

С этими словами жрец наклонился и поднял со стола черный камень.

– Что? Прямо так по улицам Илу и пойдем?

– Да. Никто нам не помешает. Но ты должен найти байдару и отвезти нас к своему флоту.

– А просто вселиться в жреца и заставить его привезти камень к нам ты не мог? – спросил Стек.

– Нет. Не мог.

– Интересно, почему, – проворчал Стек, следуя за жрецом наружу, в сумерки вечера.

Стражники их будто бы не заметили, а кроме них поблизости от Обители Бога не было ни души. Не глядя по сторонам, жрец двинулся прочь от Обители, к площади, где днем толпились попутчики Стека. Сейчас площадь была пуста и темна – ни огонька вокруг, за исключением отсветов пламени жирников в дверных проемах землянок. Посреди площади жрец остановился, да так резко, что Стек едва не врезался в него сзади.

– Найди кого-нибудь, – не оборачиваясь, велел жрец.

– Кого именно?

– Любой сгодится, – отвечал жрец. – Там, между площадью и берегом, где хранятся байдары, устроились на ночлег паломники из деревень. Лучше всего кто-нибудь здоровый и сильный, однако хватай любого, кого сможешь взять живьем.

Зачем богу требуется человек из лагеря, да непременно живьем, Стек понял без пояснений.

– А одержимый тобою жрец в жертву не подойдет?

– Он уже минут десять, как мертв.

– М-да, незадача, – хмыкнул Стек. – По-твоему, я вот так, запросто, явлюсь в лагерь да уведу кого-нибудь?

– Именно, – сказал жрец, двинувшись дальше.

– В последнем разговоре ты об этом ни словом не помянул.

– Я сказал: ты обо всем узнаешь, явившись ко мне, в Илу. И ты согласился на это, – напомнил жрец, не замедляя шага.

Стек поспешил вдогонку.

– Но ты обещал, что сложностей не возникнет.

– И не возникнет, если ты будешь следовать моим указаниям.

Какую пищу предпочитает бог Ау, и что, пойдя с ним на сделку, его придется кормить, Стек понял еще во время первого, шестнадцатилетней давности разговора. Как правило, излишней сентиментальностью он не страдал, но в эту минуту вспомнил всех тех, с кем несколько дней шел в Илу. Улыбчивые, жизнерадостные, они, не скупясь, делились с ним пищей и брагой, хотя понятия не имели, кто он таков…

А еще лишили жизни дюжину его товарищей, и, если бы не заступничество бога, погубили бы куда больше, и самого Стека прикончили бы, не задумываясь, кабы прознали, что он не с Ау. Нет, человеческие жертвоприношения для Стека были делом привычным, не внушали ни страха, ни отвращения – разве что кое-какое сочувствие: ведь Безбожникам тоже нередко приходилось расплачиваться с богами собственной жизнью… однако не для того он зашел столь далеко, чтобы в последний момент дать слабину.

В паломничьем лагере вовсю бурлило веселье. Тут и там возвышались походные шатры, но большинство предпочло устроиться под открытым небом, передавая по кругу кожаные бурдюки с неизменной брагой. Окрестности освещали несколько костров, хотя из чего их могли разложить, если на острове нет ни деревца, Стек себе даже не представлял. На первый взгляд, все держались компаниями – беседовали, выпивали, закусывали. Знай Стек получше их речь, пожалуй, мог бы взять намеченную добычу за руку и со словами вроде «отойдем-ка в сторонку, есть разговор» увести от остальных. Но сделать этого он не мог, и, достигнув дальнего края лагеря, возможности выполнить требование бога все еще не находил. Тут ему пришло в голову, что, если он не сумеет отыскать кого-либо на Ау, за это придется заплатить жизнью одного из своих людей. Нет, такого он не допустит.

Остановившись невдалеке от дальней границы лагеря, Стек повнимательнее пригляделся к ближайшим островитянам. Дважды ночуя среди пилигримов, он старался устроиться с краю, где темнота надежно скроет чужеземные черты его лица, а окружающие не станут сверх меры докучать ему нежеланным вниманием. Если кому-то из этой толпы захочется побыть одному, он, вероятнее всего, проделает то же самое.

Стек двинулся вдоль края лагеря, держась возле кромки света костров, и вот, почти обойдя толпу пилигримов кругом, нашел, что искал – островитянина, сидевшего в одиночестве на песке, в сторонке от остальных. Стек замер, не сводя с него глаз, но островитянин с места не двигался. Выждав пару минут, Стек медленно подошел к нему со спины, убедился, что гомон пирующих надежно заглушит любой поднятый им шум, опустился на колени, крепко обхватил островитянина поперек туловища, свободной ладонью зажал ему рот… и тут же со смесью жалости и облегчения понял, что изловил не взрослого, а мальчишку.