Нил Гейман - Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад [сборник litres]

Ни одна из других работниц магнанерии с Фрейей давно уж не заговаривала. Все они ходят с опущенной головой и от прежних имен давно отреклись, а глаза их – что твои угольки древних костров, выкопанные из земли каким-нибудь археологом.

Здесь существует только работа. Работа, да еще Вотан. Но Вотан слишком чудовищен, и о нем размышлять сейчас не ко времени.

Уж лучше поразмыслить о высоченном дереве посреди магнанерии. Сквозь округлый проем в главном куполе здания дерево тянется, тянется к небу, сквозь округлый проем в полу уходит ниже и ниже к земле… ну, а здесь служит Вотану средством производства, приносит ему барыши. От ствола отходят в стороны ветви, покрытые пышной золотистой листвой, а листвой той питаются шелковичные черви. Листья нежны, мягки, почти как кожа, а шелкопряды прожорливы невероятно. Никогда они Фрейе не нравились – но, может быть, только потому, что ей наперед известна вся их судьба. Разъевшись, дозрев, черви начинают извергать шелковую нить, плетут себе коконы, а через три дня женщины собирают их, обрывая с веток, будто инжир, и несут Фрейе.

Шелковичные черви безмолвны. Только в кипящей воде и говорят, а затем все, что там, внутри кокона, начисто растворяется в кипятке.

А вот Вена… Вена всегда, неизменно при ней – быть может, вопреки собственной воле. Ах, Вена… Мир голубого Дуная и чудеснейших тортов, названных в честь композиторов, второй, можно сказать, родной дом – вот и все, что Фрейе нужно для счастья. Крови бы сейчас, крови… но после последнего, двадцатипятилетней давности, бегства Вотан отнял у нее все, чем только можно порезаться. Как же тоскливо, как мерзко становится на душе, когда жизнь лишена острых кромок! А Вотан видит в ней лишь упрямую девчонку, которая отчаянно нуждается в его покровительстве, но сама этого не понимает либо не желает признать. И держит ее плащ из соколиных перьев, ее пару котов, ее вепря, ее ожерелье в сейфе, в своем кабинете…

Но вот, наконец. Наконец-то.

Таща один из котлов к сливному баку в главном зале магнанерии, Фрейя осторожно огибает дерево, и тут одна из других работниц, идущая впереди, роняет на пол булавку, воткнутую в складки юбки. Фрейя на миг останавливается, замирает. Похоже, за нею никто не следит. Булавка едва видна даже ей, а работница, кажется, не замечает пропажи. Присев, будто затем, чтобы поправить туфлю, Фрейя украдкой сует булавку в карман.

Взглянуть на добычу Фрейя отваживается, только вернувшись к рабочему месту. Бронзовая игла, увенчанная стеклянной бусиной… Что ж, Фрейя не медлит. Всего одна капелька крови, а сколько потом удовольствия!

– Ай! – восклицает она в тот миг, как булавка вонзается в палец, и, затаив дыхание, ждет, когда же на коже набухнет крохотный алый бутон.

Вскоре кровь льет, бурлит, точно Криммельские водопады [46] Самые высокие водопады Австрии и пятые по величине водопады мира. Расположены в Австрийских Альпах, неподалеку от деревушки Криммель, по которой получили свое название. – Примеч. ред. , хлещет на пол, струится по водосточному желобу магнанерии, не смочив, не напоив собой дерева (такого даже сама Фрейя видеть бы не желала), стекает в сливную решетку, мчится по трубам и, пузырясь, выплескивается из унитаза в ванной роскошных апартаментов на верхнем этаже некоего венского небоскреба. Происходит все это среди ночи, ванной теперь не воспользоваться, и для жилья апартаменты более не годятся.

Фрейя следит за током крови, затаив дух. Когда-то она прославилась множеством самых прекрасных и самых ужасных чудес, но это – всего-навсего кровь.

Станки останавливаются. Около дюжины других работниц магнанерии в страхе таращатся на Фрейю. Несмотря на радость и тягу к бегству, Фрейе становится совестно, а угрызения совести тут же рождают в сердце ненависть к самой себе. Закусив губу, она, наконец, слизывает с пальца алую струйку.

– Простите. Да, это вправду, вправду ужасно, – говорит она, но женщины не отвечают.

Железные двери, ведущие на погрузочную эстакаду, распахиваются. На пороге появляется Вотан – ее начальник, один из ее «бывших». Он-то и основал эту магнанерию много столетий назад. На нем куртка-«бомбер», через плечо перекинут мешок, в мешке кто-то барахтается, рвется наружу.

Оба глядят друг на друга, округлив глаза. Оба чувствуют влекущую Фрейю тягу. Он знает: если уж Фрейя пустила себе кровь, от бегства ее не удержишь.

Знает, и потому просто насмешливо машет рукой.

И даже не провожает ее взглядом, в то время как она низвергается туда, в Столицу Империи, в Красный Город, и это сбивает с толку сильнее всего остального: ведь на самом-то деле ему на нее плевать, она для него – так, сбоку припеку… зачем он долгие годы держит ее под замком в магнанерии?

Конечно, низвергаться на землю, лететь вниз, будто моча с самолета, ей было не впервой, и всякий раз – в Вену. Вена служила им второй родиной вот уже тысячу лет. Вначале, еще до Габсбургов, Вотан позволял ей гулять по городу, сколько душа пожелает. Магнанерию тогда еще не построили, и на ее месте не было ничего, кроме сверкающего золотом дерева посреди бескрайнего поля. В листве его обитали шелковичные черви – сползались, кормились, вили коконы, превращались в бабочек и улетали прочь. И Вотан в те времена был вовсе не так жесток, как сейчас. И все барахло Фрейи еще оставалось при ней – и милый домик, и драгоценности, и коты, и соколы, и вепрь, и толпы страстных покойников, и мужчин и женщин – тащи в постель кого пожелаешь…

И, если уж на то пошло, думает Фрейя, приходя в чувство среди спартанской обстановки апартаментов с видом на Дунай (или, по крайней мере, на смутный блеск дунайских вод вдалеке), даже ожесточившись, он продолжал обходиться с ней как с более-менее равной, а порой даже сам, неожиданно, низвергал ее на землю, чем доставлял ей особую радость. Какое это было счастье – умереть с перерезанным горлом и очнуться под сенью Драйфальтигкайтсзауле [47] Чумной колонны ( нем .). , воздвигнутой в память о временном прекращении чумного мора, принятом Леопольдом I за милость Божию! И как же мерзко теперь вспоминать былую жажду внимания Вотана, чтоб он им подавился!

Но вот, около сотни лет тому назад, он начал воспринимать свой чудовищный «фёлькиш» [48] Здесь: националистический ( нем .). бред всерьез…

Апартаменты пусть и обставлены по-спартански, однако роскошны. Возможно, их роскошь, дороговизну, не желали выставлять напоказ. Более всего прочего этим стенам хочется излучать безмятежность, надежность сродни надежности бомбоубежища пополам с кабинетом частного консультанта по вопросам личной безопасности. Ванная – главная ванная комната – катастрофически залита кровью (собственной ее кровью, кстати заметить).