Нил Гейман - Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад [сборник litres]

Богиня ждет Франсуазу в глубине самого высокого здания – должно быть, некогда здесь был тронный зал; сидит в полусгнившем деревянном кресле, развалившись, как сытая кошка… Рядом с нею другое кресло – большое, каменное, но это кресло пустует.

– Ты избрана, – говорит богиня. Голос ее подобен рокоту волн. – Немногим из смертных выпадает такая честь.

«Не нужно мне этой чести», – думает Франсуаза, как думает каждую ночь, но это бессмысленно. Дара речи она лишена – ее привели сюда не для разговоров. Привели ее только затем, чтоб богиня смогла взглянуть на нее, отметить мельчайшие изменения в теле, оценить ход беременности.

В мертвой тишине слышно биение сердца ребенка – пульс так быстр, будто вот-вот оборвется. В ушах вновь звучат слова гинеколога: «Врожденный порок сердца».

– Дитя мое, – с улыбкой произносит богиня. – Наконец-то великий Ис обзаведется наследником.

Наследником без наследства. Наследником гнилых бревен, обросших ракушками стен, города рыб, осьминогов, выбеленных морем костей. Наследником, лишенным сердца.

«Ему не суждено родиться, – думает Франсуаза. – Не суждено жить». Она бы и крикнула все это богине в лицо, но ничего не выходит: рта не раскрыть, губы словно скованы льдом.

– Не бойся, ты будешь щедро награждена, – говорит богиня.

Лицо ее бледно, как лица утопленников, губы лиловы, точно ей никак не согреться.

«Мне страшно…»

Но и этих слов Франсуазе не выговорить.

Богиня небрежно машет рукой. Она увидела все, что ей требуется, и Франсуаза может возвращаться назад – назад, в мир яви.

Снаружи, сквозь жалюзи, брезжит неяркий свет. Кто-то настойчиво барабанит в дверь. На будильнике одиннадцать утра – выходит, Франсуаза опять проспала. Казалось бы, ее давно должен был разбудить очередной приступ тошноты, однако сны о богине творят с ритмами организма черт знает что.

Франсуаза вскакивает с кровати. От резкого движения кружится голова. Опершись на прикроватный столик, Франсуаза мало-помалу приходит в себя. Живот отчаянно ноет.

– Минутку! – кричит она, накидывая халат и нащупывая ногами шлепанцы.

В дверной глазок виден лишь темный силуэт, однако эту манеру держаться слегка смущенно, будто явился на праздник без приглашения, Франсуаза узнает где и когда угодно.

Гаэтан!

Франсуаза распахивает двери настежь.

– Вернулся? – спрашивает она.

– Только что получил твое сообщение, и…

Тут Гаэтан умолкает, удивленно глядит на Франсуазу, не в силах сразу привыкнуть к ее новому облику – к огромному животу, к лицу в отеках…

– А я надеялся, ты шутишь, – уныло говорит он.

– Не настолько же плохо ты меня знаешь? – откликается Франсуаза.

Гаэтан пожимает плечами, входит в квартиру. С его бежевого плаща каплет на пол. Похоже, на дворе опять дождь. Ну что ж, не столь уж необычное для Бретани явление.

– Мало ли… со временем все меняется, – оправдывается Гаэтан.

Усевшись на софу, он принимается вертеть в руках бокал с бренди, а Франсуаза пытается объяснить, что произошло там, в Дуарнене, как из моря вышла богиня, и… Тут она запинается, умолкает. Гаэтан окидывает ее кротким, участливым взглядом. Наверное, точно таким же он предстает перед голодающими африканцами, являющимися к нему, точно к последней надежде. Он ее не осуждает, не кричит, не винит ни в чем, как Стефан, и Франсуаза находит в себе силы продолжить.

Выслушав ее рассказ до конца, Гаэтан неторопливо опускает бокал на журнальный столик, подпирает сплетенными пальцами подбородок.

– Стало быть, Ис, – резюмирует он. – Во что ж ты такое впуталась?

– Как будто у меня был выбор, – не в силах сдержаться, язвит Франсуаза.

– Прости.

Гаэтан замирает, задумчиво морщит лоб. Уж он-то ни в чем никогда не спешит – ни в словах, ни в делах.

– Это ведь старая местная сказка, помнишь?

Да, Франсуаза помнит. Поэтому и вернулась сюда.

– Ты еще вот чего не видел.

С этими словами она вручает Гаэтану ворох рисунков с рабочего стола – портретов богини на фоне затонувшего города. Гаэтан, аккуратно сдвинув в сторонку бокал, раскладывает их перед собой, на журнальном столике, осторожно обводит кончиком пальца лицо богини.

– Понимаю, – говорит он. – Послушай, у тебя ведь с детства талант к рисованию. Зря ты, по-моему, предпочла зверям и пейзажам машины.

Еще одна старая сказка – сказка о давнем-давнем решении, принятом десять лет назад… С тех пор Франсуаза ни разу о нем не жалела. Вот только, стоит лишь вспомнить лицо богини, все формулы, с помощью коих она зарабатывает на жизнь, все ее чертежи, даже самые сложные, немедля утрачивают всякий смысл.

– Не в том суть, – говорит, наконец, Франсуаза, понимая: что б ни случилось дальше, вернуться к работе инженера она не сможет.

– Да, пожалуй, не в том. Однако… – Гаэтан поднимает глаза. Взгляд его неожиданно жесток. – Однако ты ни слова не говоришь о Стефане.

– Стефан… недоволен, – помолчав, отвечает Франсуаза.

Лицо Гаэтана становится неподвижным, точно каменная маска. Конечно, он не говорит ни слова, однако слова тут и не нужны.

– Ты его никогда не любил, – говорит Франсуаза, лишь бы заполнить паузу – паузу, острую, как обнаженный клинок.

– Верно, – соглашается Гаэтан, с очевидным трудом переводя взгляд на рисунки. – И давай на этом закроем тему. Кто такова твоя богиня, тебе известно?

Франсуаза пожимает плечами. Да, в интернет она заглянула, но о городе Ис почти ничего не нашла. Кроме той самой легенды.

– Принцесса Кер-Ис, – отвечает она. – Та самая, что каждую ночь проводила с новым любовником, а наутро предавала его смерти. Из-за ее высокомерия город и погиб. Утонул в волнах.

– Да, – кивает Гаэтан. – Это Аэс.

– Для меня – просто «богиня».

И это правда. На взгляд Франсуазы, созданиям вроде нее ни к чему имена, низводящие их до знакомого, до обыденного. Такую не приручить и не одолеть. Она не позволит себя одурачить.

Гаэтан барабанит пальцами по рисункам. Кончик указательного снова и снова тычет богине в глаза.

– Согласно сказаниям, принцесса Аэс, утонув, превратилась в духа моря, – говорит он, строя фразу со скрупулезностью зодчего, воздвигающего здание на зыбком песке. – Согласно сказаниям, на берегах бухты Дуарнене до сих пор слышат ее голос, ее скорбную песнь про Кер-Ис… черт возьми, Франсуаза, это же против законов природы!

Франсуаза пожимает плечами, потирает живот. Вправду ли пальцы чувствуют там, под туго натянутой кожей, замедляющееся, затухающее биение сердца, или это ей только кажется?

– Ну, так скажи об этом ему, – предлагает она. – Объясни ему, что его жизнь – против законов природы.

А, впрочем, так ведь оно и есть: с шансами пережить рождение у малыша, похоже, не очень…