Нил Гейман - Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад [сборник litres]

Разумеется, на ее удочку я попался окончательно и бесповоротно. Познакомься я с нею в Афинах, жарким греческим полднем – тут же почувствовал бы себя не в своей тарелке, потащил бы ее на коктейль и потерпел бы фиаско еще до ужина. Но здесь, среди буйства света и зелени, словно явившегося прямиком из самых иррациональных представлений о рощах Аркадии, разговор, сколь бы ни хаотический, сколь бы ни эксцентричный, складывался сам собой. Самой необъяснимой во всем этом была быстрота, с которой я перестал обращать внимание на ее маску. Сейчас, задним числом, мне происшедшего попросту не объяснить. Столь основательно увлечься женщиной, проведя с ней неполный день, притом что за все это время ни разу не видел ее лица, притом что лица тебе намеренно, целенаправленно не показывают… Теперь это кажется абсурдом на грани извращения, но вот поди ж ты! Мы обсуждали Ибсена, Диккенса, Еврипида и Юнга. Помню, как я травил анекдоты о дедушке, помянул о ювелирной мастерской сестры в Сент-Луисе, выслушивал потрясающие описания диких птиц, прилетающих из заморских пустынь. Помню, как помогал ей одолевать каменистые тропы, как флиртовал с нею, помню, как был взволнован, как чувствовал, будто знаю ее от и до, а маски перед собою словно не замечал. Казалось, ее маска значит не более выбранных на сегодня кружев, или, к примеру, вот этих изящных туфелек цвета ванили. Казалось, лицо хозяйки знакомо до мелочей, и видеть его мне совсем ни к чему – довольно «лика» ее движений да необычного голоса.

Но на самом-то деле я не мог разглядеть даже ее глаз – видел разве что их блеск на солнце, крохотные искорки, но не цвет, так как глазные отверстия маски были довольно узки и вдобавок прикрыты низко опущенными веками. Должно быть, заметил я также, что прорези для рта в маске нет, а, следовательно, вполне мог догадаться, что для утоления голода и жажды ее необходимо снять… но этого, сказать откровенно, не припомню. И вообще, вспоминая тот день, не могу ни понять себя, ни найти себе оправдания. Вот Хартли пишет: «Прошлое – это другая страна» [73] Цитата из романа Л. П. Хартли «Посредник», пер. М. А. Загота. . Возможно, и мы вчера были другими людьми, чужестранцами? Но, размышляя над этим, я вспоминаю то неодолимое, гипнотическое влечение к этому островку, к его зарослям, ту ностальгическую тоску по месту, где отродясь не бывал. Что, если она и порождала во мне ностальгию, будто я знал ее давным-давно и жаждал вернуться к ней? Выходит, без колдовства не обошлось. Только островок принадлежит не Медузе – Цирцее.

К тому времени, как мы вернулись с прогулки, все вокруг, несмотря на пятнистые (просто-таки «L’Apres-midi d’un Faune» [74] «Послеполуденный отдых фавна» ( фр .) – одноактный балет Вацлава Ниижинского на музыку симфонической поэмы Клода Дебюсси «Прелюдия к послеполуденному отдыху фавна». Декорации и костюмы – Льва Бакста. ) тени лесного полога, превратилось в раскаленную изумрудно-зеленую печь. Взойдя на террасу, я опустился в плетеное кресло… и, немало смущенный, проснулся, вскинул голову, услышав ее смех – смех надо мной.

– Вижу, вы утомлены и проголодались. Мне нужно на время удалиться в дом. Сейчас велю Клейе принести вам вина и перекусить.

Некий туманный смысл в этом был. Проснувшись снова, я обнаружил перед собой престарелую толстуху в повсеместном для греческих островов черном одеянии с ног до головы – очевидно, Клейю, водружающую на стол поднос с графином розового вина, янтарным сыром и черным хлебом.

– А где же…

Только тут я и сообразил, что не знаю имени чаровницы, но старуха избавила меня от конфуза, покачав головой да буркнув по-гречески:

– Английский не понимаю. Не понимаю.

Тогда я попробовал, перейдя на греческий, снова спросить, куда же девалась хозяйка, однако Клейя попросту вперевалку двинулась прочь, оставив вопрос без ответа. Посему я перекусил вполне сносными сыром и хлебом, выпил вина, оказавшегося превосходным, представил себе отца хозяйки, приобретателя фавна, за обустройством колоссального, патрициански роскошного винного погреба и снова уснул, раскинувшись в кресле.

Когда я проснулся, солнце склонилось к самому горизонту, затопив лужайку перед террасой волнами алого света и рыжевато-фиалковых теней. Колонны пылали, точно горя изнутри, точно храня в себе сердце вечерней зари еще какое-то время после того, как в охладившемся к ночи небе замерцали звезды, и сей архитектурный трюк немедля пробудил во мне благоговейный восторг пополам с завистью. «Непременно спрошу ее, кто создал эти колонны», – решил я и вздрогнул от неожиданности: за спиною, над самым ухом, зазвучал негромкий, едва ли не соблазнительно хрипловатый голос хозяйки дома, заставивший разом забыть о любых подобных вопросах:

– Идемте в дом. Скоро будем ужинать.

Я поднялся, начал сбивчиво извиняться за причиняемое беспокойство, хотя сия стадия знакомства давно миновала.

– Ну вот, снова вы извиняетесь, – сказала хозяйка. – Никаких беспокойств. Завтра вас здесь не будет.

«Откуда вам знать?» – чуть не спросил я, но вовремя придержал язык. Мало ли что? Вдруг я, отведав заколдованного угощения, превращусь в свинью? Или, скажем, меня, умерщвленного ядом, выволокут из-за пиршественного стола да швырнут в море, на корм Посейдоновым рыбам? Как видите, я не доверял ей, хоть и был в нее не на шутку влюблен. Вполне возможно, элемент угрозы, опасности – а некоей смутной угрозой от нее веяло явственно – немало способствовал ее притягательности.

Сам дом тоже внушал нешуточную тревогу. Как ни хотелось мне заглянуть внутрь, в эту минуту от любопытства не осталось даже следа. За порогом нас встретил мрачный, ничем не освещенный холл – что-то вроде римского атриума. Ведомый хозяйкой, я оказался в небольшой гостиной. От одного ее вида захватывало дух: вся она – стены, пол, потолок – была отделана тем же изумрудно-зеленым мрамором, что и колонны. Дурновкусие? Не мне судить, однако эффект – мгновенный, разительный, всепоглощающий… казалось, я вдруг очутился на дне морском! Из темных глубин потолка свисали вниз закопченные керосиновые лампы в стиле ар-нуво, и в свете их пламени фантастические водовороты, вихри узоров мрамора словно дышали, слегка колыхались – в точности как океанские волны. Подошвы обуви на этом полу наверняка должны невыносимо скрипеть, а нет – так звонко цокать, но я-то был бос, и хозяйка тоже.

Середину комнаты занимал красного дерева стол человек этак на восемь, но прибор на столе имелся только один.

– Я не ужинаю, – пояснила хозяйка, заметив мой взгляд, – но вам это не помеха.

Просто-таки приказ… В голове мелькнула смутная мысль о вампирах, немедля уступившая место горькой детской обиде. Сам того полностью не сознавая, я ждал, что за ужином маска будет снята, и это заставило вновь, впервые с самого утра, волей-неволей вспомнить о ней.