Михаил Широкий - Куколка

Денис снова выдернул нож и на мгновение замер, ошалело уставившись в сделавшееся страшным лицо Валеры. Тот, обезумев от дикой боли, затрясся как в лихорадке, глухо замычал, потому что крикнуть уже не мог, захлопнул рот и судорожно сцепил зубы. Потом вновь распахнул рот в мучительном немом вопле и выплюнул в лицо врагу накопившуюся там кровь. А затем навалился на него всей своей массой и вцепился ему в горло.

Денис, ощутив на своей шее эти толстые твёрдые пальцы, вонзившиеся в него мёртвой хваткой, и почувствовав, как у него тут же перехватило дыхание и потемнело в глазах, мгновенно уяснил, что ещё пару секунд – и этот громила, хотя и тяжело раненный, истекающий кровью, но ещё не обессиленный, в последнем яростном усилии задушит его. Валере достаточно было лишь ещё немного сжать свои железные пальцы – и кости Дениса хрустнули бы, как стекло. Кроме того, на нём повисла тяжким, неподъёмным грузом огромная Валерина туша, грозившая попросту раздавить его.

Чувствуя, что он задыхается и теряет сознание, Денис с усилием выбросил руку вперёд и воткнул нож в выпученный, налитый кровью Валерин глаз, – он не мог бы сказать точно, правый или левый. Воткнул и повернул. Так, что глазное яблоко выскользнуло из глазницы и повисло на лезвии. Валера взвыл сдавленным, придушенным голосом и, отпустив шею противника, повалился назад, на унитаз. Денис же, торопясь поскорее покончить с этим, приступил к нему и, стараясь не смотреть на страшно зиявшую окровавленную дыру на месте его правого глаза, стал колоть его абы куда. В лицо, в шею, в грудь. И остервенело, опьянев от крови, колол, резал, кромсал, точно мясник на бойне, до тех пор, пока бившееся под его рукой большое, казалось, состоявшее из одних мускулов тело не перестало дёргаться и вздрагивать, а из перекошенного оскаленного рта не прекратили излетать гортанные хрипящие звуки.

Поняв, что враг мёртв, Денис, ещё дрожа от возбуждения, отстранился и посмотрел на убитого. Узнать Валеру было трудно. Разве что по могучему, атлетическому сложению, бугристой груди и широким плечам. Голова же, лицо, шея представляли собой сплошное кровавое месиво, на фоне которого проглядывали вылезшие из рассечённой кожи пучки коричневого мяса и розоватые кусочки костей. В крови было всё – труп, унитаз, на котором он сидел, уронив голову на грудь и ссутулив плечи, бачок, к которому он привалился. Кровью были забрызганы стены, на полу образовалась, постепенно увеличиваясь, тёмная кровавая лужа.

Взглянув на свои руки, Денис увидел, что они тоже в буквальном смысле по локоть в крови. И ещё заметил, что на лезвии ножа продолжает болтаться словно прилипший к нему Валерин глаз. Денис несколько секунд обалдело смотрел на него, а затем с гримасой отвращения встряхнул ножом и сбросил мёртвый глаз на пол.

После чего попятился назад, не отрывая очумелого, помутившегося взгляда от груды искромсанного, кровоточащего мяса, ещё несколько минут назад бывшего человеком, а теперь походившего на вспоротый бурдюк, истекавший пунцовым вином. Глаза его опять подёрнулись мглой. Он почувствовал отвращение и тошноту. Чуть погодя его вырвало…

А ещё через мгновение он услышал за своей спиной дикий, душераздирающий крик:

– Братуша-а-а!!! Он здесь! Он Валерку убил! Бля-а-а-дь!.. – пронзительный Лизин вопль сорвался и захлебнулся в слезах.

Денис круто обернулся. На другом конце коридора, на пороге гостиной, стояла бледная как смерть Лиза и, оцепенев от ужаса, с раскрытым в неистовом крике ртом, смотрела расширенными, обезумевшими глазами на представившееся ей жуткое зрелище, продолжая, уже без звука, шевелить побелевшими губами и вытянув вперёд дрожащую руку, словно указывая кому-то на совершившееся.

Этот кто-то не замедлил появиться. Из гостиной, как вихрь, выскочил Толян и, увидев изуродованный, залитый кровью труп брата и его убийцу с ножом в руке, на мгновение замер. Не веря своим глазам, ошеломлённый, точно оглушённый обухом.

Денис не стал медлить. Зная, что в схватке с этим амбалом ему не выстоять и минуты и сейчас у него только один выход – бежать, он, воспользовавшись секундным замешательством хозяев дома, сражённых нежданной гибелью своего брата и подельника, метнул взгляд по сторонам и, поняв, что путь для отступления тоже лишь один – на второй этаж, рванулся с места и бросился к ведшей наверх лестнице, начинавшейся в нескольких шагах от него.

За ним, также мгновенно опомнившись, с протяжным утробным рёвом ринулся Толян, сопровождаемый визгливыми, отрывистыми выкриками бившейся в истерике Лизы:

– Убей его, братуша! Замочи эту падлу!.. Вырви ему сердце! Выгрызи ему глотку! Порви его, как жабу!..

Денис, будто и не было у него слабости, изнурения, потери крови, не взбежал – взлетел по лестнице на второй этаж, сопровождаемый этими рыдающими, захлёбывающимися воплями и зычным рыком гнавшегося за ним Толяна. Оказавшись наверху, метнулся в глубь тёмного коридора и вломился в первую попавшуюся дверь, почти наощупь обнаруженную в кромешной тьме.

Ворвавшись в помещение, он захлопнул за собой дверь и запер её на щеколду, на которую случайно наткнулась его рука. Затем, не медля ни мгновения, кинулся к окну, смутно серевшему напротив среди практически непроглядной темноты. Нужно было прыгать. Только так можно было спастись от Толяна, с бранью и проклятиями нёсшегося за ним и – тут не могло быть никаких сомнений – намеревавшегося осуществить на деле то, к чему, надсаживаясь и заходясь от крика, призывала его вопившая и рыдавшая внизу сестра.

Но быстро открыть окно и выпрыгнуть наружу оказалось не так-то просто: проход к нему загораживал массивный дубовый стол и плотная занавеска. И пока Денис преодолевал эти вроде бы незначительные, но отнявшие у него несколько драгоценных секунд препятствия и дёргал ручку старой деревянной рамы, которая, вероятно оттого, что её давно не открывали, упорно не желала отворяться, снаружи раздался мощный удар в дверь, от которого она содрогнулась и едва не слетела с петель. Не открылась она только благодаря щеколде, жалобно звякнувшей и наполовину выскочившей из пазов. Теперь достаточно было лишь небольшого усилия со стороны входящего, чтобы она окончательно вырвалась и дверь распахнулась перед ним настежь.

Что и произошло через мгновение. На дверь обрушился ещё один сокрушительный удар, щеколда с коротким звоном отскочила и повисла, раскачиваясь туда-сюда, на погнутом гвозде, и дверь отворилась.

На пороге показалась дюжая, крепко сбитая фигура Толяна. Он вошёл в комнату и включил свет. Его обычно холодное, невозмутимое лицо было искажено бешенством. Ноздри раздувались, желваки безостановочно двигались, посинелые губы шептали ругательства и угрозы, почти дословно повторявшие те, что минуту назад выкрикивала объятая горем и яростью Лиза. Он окинул помещение залитым невыразимой, исступлённой ненавистью взглядом и, не увидев того, кого ожидал увидеть, выругался чуть громче.