Михаил Широкий - Куколка

– Твою ж мать!.. – только и смог прохрипеть он.

В следующее мгновение свет в его глазах окончательно затмился и померк, колени подогнулись, и он, как подкошенный, с грохотом рухнул на пол лицом вниз. Некоторое время ещё раздавалось его прерывистое, постепенно стихавшее дыхание. Через минуту заглохшее. По телу пробежала слабая конвульсия, после чего оно вытянулось и замерло.

Денис какое-то время не отрываясь смотрел на это громадное, едва не раздавившее его при падении тело, будто не веря, что оно в самом деле мертво и больше не угрожает ему. Пока не убедился, что это действительно так: Толян испустил дух.

В тот же самый миг снаружи раздался оглушительный удар грома, от которого, казалось, содрогнулся весь старый дом. Денис же словно даже не услышал его. Он был точно не в себе. Зрачки его были расширены, глаза беспорядочно блуждали по комнате, руки шарили кругом, будто в поисках чего-то. Пока правая рука не наткнулась на нож, выпавший из разжавшегося Толянова кулака. И только вновь ощутив в своей ладони рукоятку оружия, так хорошо послужившего ему сегодня, он как будто немного успокоился и овладел собой. И тут же вспомнил, что со смертью Толяна ещё не всё кончено. Есть ещё кое-кто, с кем нужно поквитаться.

Он не без труда поднялся – после короткого возбуждения слабость и изнеможение снова дали себя знать – и, даже не взглянув больше на Толяна, будто мгновенно забыв о нём, поплёлся к двери. Вышел в тёмный коридор и, придерживаясь за стены, чтобы не споткнуться в густом мраке, направился к лестнице. Сквозь шум в ушах он пытался прислушиваться к окружающему. Но ничего не слышал, кроме периодически повторявшегося, то громче, то чуть глуше, грохотанья грома. В доме же царила тишина. Он будто вымер. Словно оцепенел в немом изумлении и ужасе от того, что здесь случилось за истекшие четверть часа.

Однако это мёртвое безмолвие не обманывало Дениса. Он знал, что это кажущееся, мнимое спокойствие. Что расслабляться и успокаиваться ему рано, так как остался ещё один, последний и, пожалуй, самый опасный, хитрый и безжалостный враг, главный заводила и виновник всего происшедшего. Опасный тем более, что он, как зверь на охоте, загнан в угол и ему нечего больше терять. А потому, достигнув лестницы и медленно спускаясь по ней, Денис прислушивался ещё напряжённее, озирался кругом хватким, примечающим любую мелочь взглядом и крепко сжимал в руке нож. Видимо, ещё не насытившийся кровью…

Она ждала его внизу. Почти на том же самом месте, где совсем недавно он подкарауливал Валеру. И ждала не просто так. Она приготовилась к встрече. В руках у неё был автомат! Тот самый, что Толян снял с убитого им полицейского. Держала она его не очень умело, не совсем уверенно, –вероятно, впервые в жизни, – но огнестрел смертельно опасен даже в неопытных руках. Против такого оружия Денис со своим ножом был бессилен и беспомощен.

Он понял, что всё, это конец. На этот раз уже точно, несомненно. От пули не скроешься, не убежишь. А от автоматной очереди тем более. И он, преодолевший столько препятствий и мук, избегший смерти у пыточного столба, сумевший вырваться из пут, пробраться незамеченным в дом своих мучителей и расправиться с двоими из них, рухнет через минуту-другую, прошитый пулями насквозь. Значит, все эти невероятные, почти сверхъестественные, опьянившие его, вскружившие ему голову успехи – это лишь злая насмешка судьбы, поманившей его, давшей ему ложную надежду на спасение и вот сейчас жестоко посмеявшейся над ним. Всё это было лишь для того, чтобы немного оттянуть неизбежный роковой финал и дать ему в конце концов умереть от руки этой девицы. Именно от её руки…

– Ну что, мразь, думал, одолел нас, да? – глухим, будто неживым голосом промолвила она, сверля его неподвижным, тоже словно помертвелым взглядом. – Думал, и меня сейчас зарежешь, как моих братьев? А вот просчитался, гадёныш! Наконец-то пришла твоя очередь подыхать.

Денис не ответил ей. Лишь ещё больше замедлив шаг, продолжал спускаться по лестнице, не отрывая от девушки зоркого, наблюдательного взгляда и инстинктивно стискивая в руке нож.

– Но хотя ты и окочуришься сейчас, в эту последнюю минуту своей поганой жизни ты можешь торжествовать, – Лизин голос дрогнул, а в глазах блеснули слёзы. – Осиротил ты меня. Оставил одну на всём свете… Один мажор когда-то лишил меня отца, а другой сейчас убил моих братьев… Боже ты мой! – не выдержав, взрыднула она. – Что ж мне теперь делать?! Как же я жить-то буду без них? Без него…

– Я уже говорил тебе: ты ошиблась, приняла меня за другого. Я не мажор, – нарушил своё молчание Денис, и странная полуулыбка скользнула по его губам.

– Да мне насрать, кто ты! – с ненавистью выпалила Лиза, впившись в него едким, как щёлочь, взором и вскинув ствол автомата чуть повыше. – Ты, ублюдок, погубил, разрушил всё самое дорогое, бесценное в моей жизни. И за это ты сдохнешь сейчас, как шелудивый пёс! И это ещё самое мягкое наказание для тебя.

Денис, достигнув нижней ступеньки, остановился. Их разделяло теперь всего несколько шагов. И он спокойно, проникновенно и по-прежнему с чуть заметной улыбкой, так, как будто не смотрел в этот момент в лицо смерти, проговорил:

– Свою жизнь ты погубила сама, своими же руками. И уже давно… Я лишь довершил дело. Против своей воли…

– Заткнись! – окончательно выйдя из себя и затрясшись от бешенства, рявкнула Лиза. – Сдохни, тварь!

И она, со злобной гримасой, обезобразившей её миловидное лицо, нажала на спусковой крючок.

Однако выстрела не последовало. Раздался лишь негромкий сухой щелчок – и всё.

Лизино лицо, и без того бледное, как у покойницы, буквально посерело и приняло пепельный оттенок. В её глазах мелькнул страх. Она конвульсивно нажала на курок ещё несколько раз, но с тем же результатом.

Денис, словно ожидал этого, презрительно усмехнулся и, шагнув ей навстречу, как и прежде, бесстрастно, с расстановкой произнёс:

– С предохранителя надо снимать, детка.

С этими словами он небрежным жестом отвёл направленный ему в грудь ствол автомата в сторону и, пронзительно и жёстко глядя в устремлённые на него широко распахнувшиеся, потемневшие от ужаса глаза девушки, другой рукой всадил нож ей в бок.

Лиза жалобно охнула, лицо её исказило страдание, оружие выпало из моментально ослабевших рук. Она медленно осела на пол. Несколько мгновений сидела, неловко подогнув под себя ноги, упёршись одной рукой в пол, а другую прижав к кровавой ране в боку. Тяжело, прерывисто дыша, чуть покачивая склонённой растрёпанной головой и водя кругом одичалым, стремительно мутневшим взглядом. Затем, метнув на своего убийцу последний, уже бессмысленный взор, с тихим стоном откинулась назад и, распростёршись на полу, замерла.