Гай Смит - Погребенные

— Все в порядке, не беспокойтесь. Идите.

— Ну, надеюсь, ты не заплутал…

Сквозь шум их шагов откуда-то спереди донесся звук, вроде журчания далекого ручья. Подземные воды? Томас замедлил шаг и остановился, вслушиваясь. Господи, это были голоса !

— В чем дело, мистер?

— Я что-то слышу… как будто люди шепчутся.

— Наверно, так оно и есть, — Дэвид Уомбурн по-прежнему усмехался, но не подходил ближе, словно умышленно держась на расстоянии.

— Что ты этим хочешь сказать? Тут ведь больше никого нет.

— Ну почему же. Там мои друзья.

Рон Томас невольно отшатнулся, сердце стиснуло.

— Ты не заговаривайся!

— Это правда. Вы их скоро увидите. Они вам очень обрадуются.

— Не желаю я их видеть! Знать вас не хочу, никого: ты на меня тоску наводишь. Я хочу только одного — убраться отсюда поскорей и подальше.

Голоса раздались громче. В их хоре выделялся дискант — печальный, скорбно молящий, его нельзя было не заметить. Кто бы они ни были, они желали быть услышанными.

У Томаса вырвался вопль: "Ты рехнулся! Вы все тут спятили!"

— Идите, мистер, там разберетесь. Идите дальше. Здесь мы не можем оставаться, а назад нельзя, вы сами сказали.

Рон Томас шагнул вперед. Ноги не слушались, будто старались его удержать. В уме вертелась тьма вопросов, задать которые язык не поворачивался: что тут делают твои приятели? Почему они так странно поют? Или плачут? Я не хочу к ним. Ты что, не понимаешь, не желаю я их видеть, чтоб они сдохли!

— Они там, внизу. Видите?

Рон Томас невольно отступил — и тут же луч его фонаря упал в зияющий провал: проходка обрывалась в пропасть. Свет не доставал до дна; стены, видимо, были отвесные, тьма уходила в бесконечность.

— Дурак паршивый, я же мог упасть! Ты точно спятил, тут нет дороги. Ты сидишь в ловушке за обвалом, как и я. А говорил, что знаешь выход!

— Его нет. — Дэвид Уомбурн уже не улыбался, лицо его помрачнело, глаза снова подернулись мутной пленкой. — Никто из нас отсюда не выйдет. Никогда .

Из черной бездны, нарастая, поднимался ехидный шепот, воздух почти ощутимо дрожал. Ледяной укол ужаса заставил Томаса обернуться.

— Твои друзья… они что, там?

— Все до одного. Давайте спустимся к ним.

— Это не возможно. Никому…

— Но они же спустились. И я тоже. Теперь ваша очередь.

— Отойди от меня!

Дэвид Уомбурн медленно, со смехом приближался. Хор из пропасти гремел в ушах — псалом безысходной тоски. Томас обезумел от страха.

— Идите же вниз, мистер, просто шагните с обрыва и все!

— Нет!!!

И Рон Томас понял, что падает. Он даже с места не двинулся: это непонятная сила, исходившая от мальчишки, каким-то образом столкнула его с обрыва. Луч фонаря, зажатого в руке, чертил сумасшедшие зигзаги. Причудливые изломы скальных стен мелькали так быстро, что нельзя было различить их очертания: фигуры, лица с невидящими глазами…

Он падал все быстрей, кувырком, фонарь выскользнул из пальцев и полетел вниз, опережая его, как путеводная падучая звезда. Посланец смерти. Томас услышал удар о каменистое дно, но каким-то чудом лампа не разбилась. И фонарь светился, лежа там, как пиратский маяк, завлекающий на рифы сбившийся с курса корабль. Ледяной ветер свистел в ушах издевательским шепотом смерти.

Хрустнуло тело, кости ломались, как щепки, но вместо боли наступило оцепенение. Он лежал, отвергнутый смертью, — месиво еще живой плоти, дышащее и истекающее кровью. И видел все кругом при свете своего уцелевшего фонаря.

Они выступили из темноты — человеческие фигуры, не бывшие людьми. Они выплакивали свое горе и шипели о ненависти, оглядываясь, словно тоже боялись чего-то. А впереди шел юноша, назвавшийся Дэвидом Уомбурном, который поднялся из пропасти и вернулся назад, потому что не мог уйти. Он снова смеялся и протягивал руки к умирающему. Тут фонарь погас и навалилась тьма, как бы стараясь подавить стенания затерянных душ.

Томас был нужен им, и они поволокли разбитое тело по камням. Тонущий, пытаясь вдохнуть, глотает воду, а Рону Томасу пришлось в тысячу раз хуже. Жаждущие кислорода легкие сплющивались в затхлом каменном мешке, лишенном воздуха. Он задыхался, в ушах шумело — или то были вопли преисподней?

И откуда-то донесся приглушенный хохот. Низкие гнусавые звуки, казалось, проходили сквозь скалу, а следом раздался настойчивый стук, как если бы это не могло добраться сюда и тщетно билось в стены.

Потом все пропало в сознании Рона Томаса. Безмолвие сомкнулось над ним.

— Что бы ни случилось, не выходи из комнаты, — Саймон Рэнкин обнял Андреа. Господи, вот и настал этот миг. — Я запру дверь, а ты никому не открывай до утра. Спи на кушетке. И молись!

— Я не смогу заснуть, — вздохнула она. Уже сейчас она чувствовала слабость, но задремать все равно не удастся. Взгляд упал на голые половицы — мебель и ковер были сдвинуты к стенам по периметру пентаграммы, нарисованной мелом на старых дубовых досках. В середине кушетка и чаша с водой, больше ничего. — Значит, буду молиться.

— Хорошо. — Он внимательно осмотрелся напоследок. Пентаграмма начертана грубовато, но сойдет. Святая вода; еще немного в бутылке в его саквояже. Должно помочь, однако этот демон силен на редкость. — Оставайся с Богом, я скоро вернусь.

Он не оглядывался, зная, что иначе не сможет уйти. Рискованно оставлять Андреа одну, но взять ее с собой — в тысячу раз страшнее.

Небо было все покрыто перистыми облаками, позолоченными солнцем. Саймон посмотрел на часы: без двадцати шесть. Он будет у пещер как раз вовремя, чтобы тут же начать спуск. Мальчика Уомбурна, разумеется, не нашли; интересно, вернулись ли спасатели? Когда он приступит к изгнанию, внизу не должно быть посторонних.

На посту стоял тот же полисмен. Обменявшись с ним коротким приветствием, Саймон шагнул за барьер. Верую в Господа, истинно верую! В вестибюле по-прежнему слонялись люди, но Фрэнсис Майетт он не заметил. Рэнкин прошел мимо, к распахнутым дверям офиса, из-за которых доносился усталый голос. Мэтисон коротко и отрывисто отвечал кому-то, видимо, по телефону.

Священник дождался, пока тот положит трубку, тихо постучал и вошел. Артур Мэтисон, насупившись, сидел за столом в рубашке с засученными рукавами и отстегнутым воротничком. По лбу градом катился пот.

— Послушайте! Я очень занят. Как-нибудь в другой раз, ладно?

Рэнкин посмотрел на него с изумлением, которое тут же сменилось гневом. "Это наш долг, — ответил он. — Пещеры нужно освободить от зла любой ценой".

— Это невозможно, — Мэтисон встал. — Мальчишку не нашли. Хуже того, рухнула кровля и завалила четверых спасателей. Мы даже не знаем, живы ли они. Сейчас разбирают завал, чтобы до них добраться…