Джонатан Мэйберри - Плоть и кости

Тела людей в выцветшей и превратившейся в лохмотья военной форме.

Эти три тела высохли, это были не обычные мертвецы.

Зомби.

Однажды Том, сильно разозлился на Бенни. Бенни пытался произвести впечатление на Морги и заявил, что столько раз убивал зомов, что теперь мог бы это сделать с закрытыми глазами.

Том взбесился.

Он прочитал нам целую лекцию о том, что никогда нельзя терять бдительности, кичиться своими умениями, забывать о том, что каждый зомби по-прежнему представляет такую же серьезную опасность, как и раньше. Он говорил и все не могу остановиться.

Бенни извинялся, говорил, что всего лишь пошутил. Но не думаю, что Том после этого по-прежнему доверял ему.

Лайла не боялась смерти.

Она слишком близко была с ней знакома, чтобы бояться. По ту сторону смерти ее ждали Энни и Джордж. И Том.

Только Чонг оставался здесь, и в глубине души Лайла не сомневалась, что если она сегодня погибнет, Чонг долго не протянет. Даже с Бенни и Никс. Просторы «Руин» были слишком жестоки. Слишком опасны. Ведь эти трое — всего лишь обычные городские подростки.

Вепри, сгрудившиеся под деревом, злобно рычали, взбудораженные близостью живой плоти.

Лайла внимательно осмотрела нож, который сжимала в загорелых руках. Конечно, он не обладал смертоносной силой потерянного копья и стремительностью пистолета, оставшегося где-то внизу, но ей нравилось ощущать его тяжесть в ладони.

При помощи этого ножа она срубила три самые прямые ветки, которые удалось отыскать, срезав с них мелкие сучки, и соорудила из веток полутораметровые шесты. Затем стянула с себя холщовый жилет, разложив оставшиеся полезные вещи по карманам брюк, и разрезала жилет на несколько длинных полосок. Покончив с этим, Лайла поместила перекладину ножа между шестами и по очереди обвязала их холщовыми полосками ткани. Лайла отлично разбиралась в плетении узлов и сетей. Она предпочитала кожу, лучше всего для этих целей подходила шкура оленя, но истинный воин всегда пользовался тем, что оказывалось под рукой, не тратя времени на то, чтобы размышлять о том, что подошло бы лучше.

Это был кропотливый труд, но Лайла не торопилась. Стоит ошибиться, и все усилия пойдут насмарку. Результатом ее стараний стало подобие топора с длинной ручкой. Лезвие складного ножа выступало под прямым углом из кончика топорища, а кусок твердой сучковатой древесины, пристроенный к задней части, выполнял роль палицы. Пока шесты и веревки будут целы, она сможет кромсать и избивать своих врагов.

Боровы снова принялись сотрясать дерево.

Лайла стала осторожно спускаться вниз, пока не оказалась на толстом суку в двух метрах над головами мертвых вепрей. Они перестали бодать ствол, злобно уставившись на нее, и улыбка Лайлы вдруг померкла. В их глазах светился ум. Не человеческий ум, а холодный и расчетливый ум хищника. Звериная хитрость. Животная ненависть.

Почему? И… как? Эпидемия, превращавшая живых существ в зомби, стирала все проявления разума, когда мертвые восставали. Не так ли?

Позже она непременно должна обдумать эту проблему. Но теперь ей необходимо полностью сосредоточиться на том, что произойдет в течение следующих нескольких секунд.

Лайла осмотрела самодельные веревки, проверив, нет ли где плохо завязанных узлов. Но не обнаружила изъянов.

Легкий порыв ветра донес до нее едва различимые звуки, и она подняла голову, прислушиваясь. Чьи-то голоса? Крики? Она вслушивалась в тишину, но не могла различить ничего, кроме монотонного шелеста листвы, болтовни обезьян и щебета птиц.

— Ты истинный воин, — напомнила она себе.

А затем стиснула топор обеими руками и прыгнула.

— Эй, ты живой?

Откуда-то из-за пелены тьмы, окутывавшей его, до Чонга донесся голос. Голос девушки.

Никс? Нет, этот голос звучал грубее.

Лайла? Точно нет. Голос Лайлы всегда был едва уловимым шепотом.

— Эй! — произнес голос. — Ты меня слышишь, парень? — На этот раз он ощутил болезненный тычок в плечо.

Чонг произнес:

— Ой.

— Ладно, вижу, что живой.

У нее был сильный южный акцент.

Чонг облизал губы.

— Рад слышать, — ответил он. Его глаза прикрывала прохладная ткань, но ему совсем не хотелось убирать ее. В таком случае ему придется столкнуться с суровой реальностью, понять, где он находится, а он не был к этому готов. И чувствовал себя просто ужасно. Все его тело сковывала ужасная, пронизывающая до костей слабость. Хотелось спать. Но не здесь, а дома. Сейчас лучше всего на свете было бы свернуться калачиком в своей постели на втором этаже их дома с двухскатной крышей. И чтобы мама вошла, подоткнула одеяла и поцеловала бы его в лоб, как всегда делала раньше, даже когда он стал уже слишком взрослым для таких телячьих нежностей. Мамы есть мамы, и они всегда поступают таким образом. И это было бы замечательно. Мамина нежность прогнала бы прочь всех монстров. Ласковый мамин поцелуй облегчил бы боль и помог бы уснуть.

Это было бы так здорово.

Но все это происходило в другом мире. Мама, скорее всего, думала, что он погиб. Ее худенький начитанный сын потерялся на просторах «Гнили и руин». Возможно, именно в этот момент она сидела на краю его пустой кровати, плача от тоски? Возможно, молилась о том, чтобы сын не превратился в зомби, блуждающего по бесплодной, гниющей земле?

— Эй, — снова прикрикнула на него девчонка.

— Пожалуйста, перестань.

Кто-то сдернул ткань с его лица, и Чонг нехотя открыл глаза.

Перед ним сидела Бунтарка. Она успела вытереть кровь с лица.

— Ты спрашивала, жив ли я, — сказал он. Его голос был хриплым. — А я должен был умереть? Или умираю?

— Ну, — откликнулась девушка, — тебя ведь подстрелили, так что дальше думай сам.

— Ах, — пробормотал он, пытаясь вспомнить, что случилось. Вспомнил брата Эндрю, лучника. Картера и Сару. Стрелу с ядовитым наконечником.

— Бунтарка?.. — медленно произнес он. — Тебя ведь так зовут, да?

— Что ж, — заметила она, — смотрю, память у тебя свежа, как молодая травинка.

Она смотрела на него глазами, которые казались гораздо старше ее лица. В них читались мудрость и проницательность, напоминавшие ему Лайлу, однако в ее глазах читалось нечто, чего Чонг не замечал у Лайлы. Печаль. Не недавно пережитое горе, а давняя печаль, так глубоко въевшаяся в ее душу, что та стала ее частью. Печаль, которая навсегда должна была остаться с ней.

Судя по всему, они укрылись в какой-то старой лачуге. Голые стены, деревянные балочные перекрытия, опутанные паутиной.

— А что еще ты помнишь? — поинтересовалась Бунтарка.

— Думаю, все, что там произошло. — А затем он вскрикнул: — Ева! Что с ней случилось? Пожалуйста, только не говори, что они…