Стивен Кинг - Если она кровоточит

Ветер поднялся до визга вокруг карниза, заставляя его голову болеть. Дождь хлестал в окна. Последние лучи дневного света продолжали уходить, и он подумал, что эта ночь будет очень долгой. Поход в сарай и борьба за то, чтобы зажечь лампу, занимали его, но теперь, когда все эти хлопоты были закончены, у него появилось время испугаться. Он застрял здесь из-за книги, которая (теперь он мог это признать) начала распадаться, как и все остальные. Он застрял, его тошнило, и ему становилось все хуже.

“Я могу умереть здесь, - сказал он своим новым хриплым голосом. “Я действительно могу.”

Лучше об этом не думать. Лучше всего было бы загрузить дровяную печь и завести ее, потому что ночь обещала быть холодной и долгой. Температура резко упадет, когда пройдет этот фронт, разве не так говорил этот грязный погодник? И продавщица с заклепкой для губ сказала то же самое. Вплоть до той же самой метафоры (если это была метафора), которая уподобляла температуру физическому объекту, способному скатиться со стола.

Это вернуло его к помощнику шерифа Джепу, который был далеко не самым умным ребенком в классе. Неужели? Неужели он действительно думал, что так будет лучше? Это была дерьмовая метафора (если это вообще была метафора). Не просто слабый, а мертвый по прибытии. Пока он загружал печку, его лихорадочный ум, казалось, открыл потайную дверь, и он подумал: "бутерброд, а не пикник".

Лучше.

Только пена и никакого пива.

А еще лучше - из-за Западного окружения этой истории.

Еще тупее, чем мешок с молотками. Примерно такой же умный, как скала. Острые, как мрамор, сы—

- Прекрати это, - почти умолял он. Вот в чем была проблема. Эта потайная дверь была проблемой, потому что…

“Я ничего не могу с этим поделать, - сказал он своим хриплым голосом и задумался, тупой, как лягушка с поврежденным мозгом.

Дрю ударил его по голове тыльной стороной ладони. Его головная боль усилилась. Он сделал это снова. И еще раз. Когда ему это надоело, он сунул смятые листы журнала под растопку, чиркнул спичкой о плиту и стал смотреть, как пламя лизнуло ее.

Все еще держа зажженную спичку, он смотрел на страницы "Горькой Реки", сложенные рядом с принтером, и думал о том, что произойдет, если он прикоснется к ним, когда они загорятся. Он еще не успел полностью сжечь дом, когда поджег Деревню на Холме, пожарные машины прибыли раньше, чем пламя успело опалить стены его кабинета, но здесь, на Шитхаус-Роуд, не будет никаких пожарных машин, и буря не остановит огонь, как только он охватит его, потому что хижина была старой и сухой. Старой, как грязь, сухой, как у твоей бабушки—

Пламя, трепещущее вдоль спички, достигло его пальцев. Дрю встряхнул его, бросил в пылающую печь и захлопнул решетку.

- Это неплохая книга, и я не собираюсь умирать здесь, - сказал он. “Этого не случится.”

Он выключил "Коулмен", чтобы сберечь топливо, и сел в кресло с подлокотниками, в котором проводил вечера, читая книги Джона Д. Макдональда и Элмора Леонарда в мягких обложках. Теперь, когда "Коулмен" был выключен, света для чтения не хватало. Уже почти наступила ночь, и единственным источником света в хижине был колеблющийся красный глаз огня, видневшийся сквозь стеклянное окно дровяной печи. Дрю придвинул свой стул поближе к плите и обхватил себя руками, чтобы унять дрожь. Он должен был переодеться из своей мокрой рубашки и штанов, и сделать это немедленно, если он не хочет еще больше заболеть. Он все еще думал об этом, когда заснул.

Разбудил его лишь треск расколовшейся снаружи стены. За ним последовал второй, еще более громкий треск, и глухой удар, от которого содрогнулся пол. Упало дерево, и, должно быть, очень большое.

Огонь в дровяной печке догорел, превратившись в ложе из ярко-красных угольков, которые то вспыхивали, то гасли. Вместе с ветром он теперь слышал, как песок стучит в окна. В большой комнате на первом этаже было душно, по крайней мере на данный момент, но температура снаружи, должно быть, упала (со стола), как и было предсказано, потому что дождь превратился в мокрый снег.

Дрю попытался проверить время,но его запястье было обнажено. Он предположил, что оставил часы на ночном столике рядом с кроватью, хотя и не мог вспомнить наверняка. Он полагал, что всегда может проверить время и дату на своем ноутбуке, но какой в этом смысл? В северном лесу была ночь. Нужна ли ему еще какая-нибудь информация?

Он решил, что да. Ему нужно было выяснить, не упало ли дерево на его верный "Субурбан" и не разбило ли его вдребезги. Конечно, нужда была неправильным словом, нужда была в чем-то, что вы должны были иметь, подтекст состоял в том, что если бы вы могли получить это, вы могли бы изменить общую ситуацию к лучшему, и ничто в этой ситуации не изменилось бы в любом случае, и была ли ситуация правильным словом, или она была слишком общей? Это было скорее исправление, чем ситуация, исправление в данном контексте означало не исправление, а—

- Перестань, - сказал он. “Ты что, хочешь свести себя с ума?”

Он был почти уверен, что какая-то его часть хотела именно этого. Где-то в глубине его головы дымились пульты управления, плавились автоматические выключатели, и какой-то сумасшедший ученый в восторге потрясал кулаками. Он мог бы сказать себе, что это из-за лихорадки, но он был в прекрасном настроении, когда в Деревне стало плохо. То же самое и с двумя другими. По крайней мере, физически.

Он встал, морщась от боли, которая теперь, казалось, терзала все его суставы, и пошел к двери, стараясь не хромать. Ветер вырвал ее из его рук и отшвырнул от стены. Он схватил его и держал, его одежда прилипла к телу, а волосы струились назад со лба. Ночь была черной—черной, как сапоги дьявола для верховой езды, черной, как черная кошка в угольной шахте, черной, как задница сурка,—но он мог различить громаду своего пригородного дома и (возможно) ветви деревьев, колышущиеся над ним на дальней стороне. Хотя он не был уверен в этом, он подумал, что дерево пощадило его Сабурбан и приземлилось на сарай для оборудования, без сомнения, пробив крышу.

Он плечом закрыл дверь и повернул засов. Он не ожидал появления незваных гостей в такую грязную ночь, но не хотел, чтобы дверь распахнулась после того, как он ляжет спать. И он собирался лечь спать. Он подошел к кухонному столу при неверном свете тлеющих углей и зажег фонарь Коулмена. В его ярком свете комната выглядела сюрреалистично, пойманная вспышкой, которая не погасла, а просто продолжалась и продолжалась. Держа его перед собой, он направился к лестнице. И тут он услышал, как кто-то скребется в дверь.

Ветка, сказал он себе. Его занесло туда ветром и каким-то образом поймало, может быть, на приветственном коврике. - Да ничего особенного. Пойду спать .