Чез Бренчли - Новые страхи [сборник litres]

Он схватил с бетона «Лодку, плывущую в никуда» и крепко держал ее под мышкой.

– Если эта штука на небе означает шторм, – сказал он, смеясь и пожимая плечами, – я не оставлю ее приливу.

Люди так и думают. Все мы. Это то, что делает меня моряком. Вот почему, когда собирается непогода, я рад ста милям воды между собою и ближайшей землей. Потому что опасностью грозит узкая зона, где океан встречается с берегом. Волна зарождается в глубине и ударяет в землю, и помоги вам Боже, если вы оказались между молотом и наковальней. Вот почему мы стоим и смотрим в море, почему строим маяки, волнорезы и пирсы, вот почему в тумане звучат сирены.

Иногда следует взглянуть и в другую сторону. В сторону суши, где все определено, надежно и разумно. Где структуры имеют вес и определенность, где фазы луны не оказывают никакого воздействия, где ветер и дождь должны усердно поработать вместе, чтобы привести к незначительным разрушениям. Где легко забыть, что все – от вершины горы до нижней точки равнины – устроено так, чтобы направить воду и связанные с нею неприятности в море.

Вода течет туда, где ниже. Поэтому мчащаяся река встретится с приливом здесь.

Вероятно, раньше где-то на пустоши возникла естественная запруда, которой никто не замечал: упавшее дерево, накопившиеся наносы. Вероятно, случился погодный катаклизм, дождь лил без конца, дождевой воды перед запрудой скапливалось все больше и больше. Вероятно, вода каким-то странным образом является выражением долготерпения и воли, доброй или злой. Вероятно, Брюс мог сделать так, что вода просто нахлынула. Вся сразу в виде потопа.

Все началось как бормотание, отдаленные раскаты, какой-то разрыв в ткани мира. Дети смотрели на меня, ища ободрения, объяснения, чего угодно. Мне было нечего сказать, я мог лишь вопросительно смотреть на них. Я качал головой и отворачивался к окну.

Снаружи все потемнело, но не настолько, чтобы я не мог видеть, что приближается. Деревня, расположенная вверх по течению речки, светилась огнями, этот маяк каждый вечер указывал нам дорогу к бару, к дому, к ужину и постели. В тот вечер половина из этих огоньков почти одновременно погасла. Продолжали гореть лишь расположенные на более высоких местах, они служили рамой для темноты. Все происходит на краях. На этом месте встречи света и тьмы был кипящий хаос, силуэт движущейся вздымающейся стены, звук, ставший непрерывным, нарастающий рев…

– Уходим, – сказал я. – Сейчас же. Не сюда. – Роуан растерянно повернулась к двери, через которую мы вошли. За ней стоял мой грузовик, ворота, деревня и весь мир. Но половины деревни уже не было, она двигалась в нашу сторону в виде обломков. Ломала дорогу, по которой приближалась.

– Наводнение, – произнес я как можно спокойней, стараясь передать следующую мысль – все кончено, мира, который вы знали, больше нет. Смерть приближается, и она предназначена для нас. – Пойдем по пляжу, поднимемся на утес. Держимся вместе, в этом залог спасения. – Как я ни спешил вывести их наружу, мы почти опоздали. Вода теряет силу, выйдя из узкого русла на широкий пляж у моря, но здесь она встретила ветер и прилив, которым лучше бы никогда не объединять усилия. К этому ни часы, ни календарь не были готовы. Со времени сизигия прошла неделя, до полной воды оставалось три часа, но все равно: слишком высокий прилив нагрянул прежде времени, и к тому времени, когда я с трудом открыл дверь мастерской, он уже заливал стапель. Ветер, штормовой и не предсказанный никакими прогнозами, невероятный и почти невозможный, как и такая погода, был так силен, что едва не отбросил меня обратно в мастерскую.

Ветер сдержал несущуюся стену реки. Прилив ударил в основание этой стены и поднял ее еще выше, воду и обломки, которые она несла с собой и материалом для которых послужила половина деревни. Я стоял на стапеле и видел, как обломки, камни, балки, грязь неслись на высоте человеческого роста к воротам, к грузовику, к мастерской – к нам.

– Чистая сила воли. – Но я не хотел думать об этом.

Я схватил завороженных Роуан и Джоша за руки. Они старались устоять на ветру. Я потянул обоих, и они подчинились и пошли со мной. Немало пришлось приложить усилий, чтобы добраться до калитки. Нас подстегивал страх. Нетрудно было представить, что будет дальше.

Калитка по-прежнему была открыта. Ветер хлопал ею снова и снова. Мне захотелось остановиться и закрыть ее, дать ей шанс пережить сегодняшний вечер.

Но ничто бы не уцелело в этом потопе, и мне для этого пришлось бы выпустить руку одного из молодых людей. Мне важно было спасти их, жавшихся ко мне. Прилив кипел у наших ног, сзади доносились ужасные звуки разрушения, по мере того как наводнение поглощало ворота, затем грузовик и мастерскую.

Внезапно нахлынувшая сзади волна вымочила нас до пояса, на мгновение подхватила Роуан и едва не сбила ее с ног. После этого она стала держаться еще ближе ко мне. Я упорно продвигался вперед, стараясь идти по следам Джоша, которого одной рукой вел перед собой, выступая якорем нашего трио. Эта волна стала, должно быть, последним порывом наводнения. По-прежнему приходилось бороться с ветром и приливом и брести в воде.

Но это было еще не все.

– Идем цепочкой, – прокричал я, стараясь быть услышанным, несмотря на шум ветра, когда мы дошли до начала подъема по тропинке. – Держимся за руки, медленно, осторожно. Прижимаемся к утесу. Джош, ты первый. – Я был в середине, держал их обоих за руки. Тропинка могла осыпаться перед нами, позади нас или прямо под нами. Но если идти, то всем вместе.

Я смотрел, главным образом, себе под ноги и прижимался спиной к утесу, чтобы парусить как можно меньше. Роуан тщательно подражала мне. Но Джош, шедший впереди, все время отступал от утеса, чтобы лучше видеть дорогу. Всякий раз, краем глаза замечая это, я тревожно поднимал голову и тянул его за руку, заставляя вернуться в мнимую безопасность, прижаться к утесу.

Может быть, он становился увереннее, чувствуя, что самое худшее уже позади. Может быть, уже видел конец тропинки на вершине утеса. По крайней мере, он воспротивился и потянул меня на себя.

Я не был готов к этому и сделал слишком широкий шаг к нему.

Я выпустил ее руку. Она была слишком далеко позади и не могла дотянуться до меня. Я почувствовал, как ее пальцы выскользнули из моих.

Я, не поворачивая головы, искал ее руку, потом почувствовал сильную руку рядом со своей.

Сильную, мокрую и холодную, состоящую из соли, ветра и воды, и так сильно отличную от руки Роуан.

Тем не менее знакомую. Не руку Роуан, а руку того, кого не должно было быть здесь. И вообще где-либо.

Мы всегда хотим за что-то держаться. Мы даже не позволяем уйти нашим мертвым.

Иногда мертвые не отпускают нас.