Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

Но не знал Сергей Карлович, не мог знать, что в то время, когда он в припадке бешенства ломал транспарант и пинал вёдра, в дверь двухкомнатной квартиры на втором этаже позвонили трое коротко стриженных молодых людей. И когда, шаркая по линолеуму домашними тапочками, старая женщина открыла, они сходу оглушили её ударами кулаков, затолкали в комнату, вытащив ножи и угрожая, заставили раздеваться. Рвали старенькую комбинацию, выкрикивая, брызгаясь слюной, ругательства погаными, как выгребные ямы, ртами. Потом насиловали и полосовали ножами. Затем запихивали в сумки и пакеты барахло, вплоть до столовых ложек. Одного сильно заинтересовал ящик с медицинскими препаратами, особенно таблетки и шприцы.

Обеспокоенные шумом соседи вызвали полицию, которая приехала через полтора часа. Винить её в том было нельзя. Оперативная группа, дежурившая в тот день по микрорайону, была вынуждена задержаться на захвате слесаря механического завода, изнасиловавшего свою девятимесячную дочь. Затем направилась в частный сектор, где сожительница, пожарив мужику картошки, предложила достать из погреба помидорчиков для аппетита. А когда тот склонился, доставая банку, озорно и легкомысленно пнула под зад. В результате падения бедолага сломал шею. Затем машина застряла в гигантской пробке. Сержант Свиридов нехотя прошёлся до места аварии и выяснил, что некий частник, оставив машину у подъезда, вернулся, завёл и тронулся, не заметив мальчугана, забравшегося под автомобиль с явным намерением спустить шины. Когда раздался крик и характерный толчок, водитель бросил машину влево, где и столкнулся с «BWM», на которую затем налетел микроавтобус.

Когда группа добралась к дому врача, пострадавшую уже доставили в больницу, откуда после оказания необходимой помощи в ближайшее время её направят на психиатрическое обследование, после которого психбольница станет для неё вторым домом.

По рации им передали ещё один вызов, вновь в частном секторе. Усталые, злые, потные от духоты сотрудники подъехали к дому одинокого пенсионера, который, как сообщил сосед, схватил вилы и забил свою корову. С этими окровавленными вилами он и вышел встречать полицию. Дед, насупившись, упрямо поплёлся навстречу Свиридову. Ещё можно было что-то предпринять – в крайнем случае, сесть в машину, отъехать и вызвать подкрепление. Но сержант не задумываясь остановил старика выстрелом в лицо. Потом, развернувшись, внезапно застрелил товарища. Сержанта взяли через полчаса при попытке совокупления с мирно пасшейся неподалеку козой. По иронии судьбы его поместили потом в лечебницу через стенку от пострадавшей старухи.

Ничего подобного Сергей Карлович знать не мог. Он сидел и наблюдал, как садилось за горами солнце. Ночью крысы оживились: они пищали, толкались взвизгивая на трубах. Утолив жажду, скопившейся в кружке вонючей водой, врач уснул у двери, словно старый провинившийся пёс, ожидающий, когда его всё же простят и впустят в дом. А теперь, встретив новое утро, вспомнив вчерашние испытания, приготовился к новым. За ночь накапало чуть больше полкружки. На полдня этого хватит. А как быть с едой? Сказки о сыромятных ремнях и кожаных перчатках, якобы пригодных в пищу его не прельщали из-за отсутствия упомянутых предметов. Ягоды и другие растения в подвале не росли, не считая мха и плесени, в питательных свойствах которых он сомневался. Вчерашний приступ ярости и попытка совладать с засовом сказались ноющей болью в суставах и пояснице. Он тоскливо поглядывал на свой автомобиль, такой близкий и недосягаемый, вспоминая о пачке печенья, припрятанной в бардачке для внуков. Долго упрекал себя – мол, дурак, надо было оставить машину у входа, тогда бы её скорей заметили, да и тот же закрывший его алкоголик не оставил бы санаторий со спокойной совестью, а начал бы его искать. Надо было вообще не возвращаться, не связываться с трупом. Надо было не соглашаться, когда предложили работу в санатории. Или взять свободный диплом, отказавшись от распределения. Вся предыдущая жизнь показалась ему глупой и никчемной. Столько возможностей упустил, столько хотел сделать и не сделал. Почему? За что? Сергей Карлович беззвучно плакал, вспоминая все причинённые ему обиды, доставленные радости, мельком отмечая и свои несправедливые поступки по отношению к близким. Не пора ли браться за мемуары? Что он оставит после себя? Что оставит? Глупую книгу воспоминаний?

Ссутулившись, предавался горю бессмысленности жизни, когда проворная крыса забралась к нему на спину и царапнула шею. Брезгливость перечеркнула всё, даже голод. Стряхнув животное, Сергей Карлович торопливым ударом ломика переломил ей хребет. Краса юлила: пытаясь ползти. Ещё один удар размозжил ей голову. Словно вспомнив о чём-то важном, врач побежал к трубам, мельком взглянув на уменьшающуюся в объёме медсестру, пошарил и нашёл крысу, убитую вчера. Поднял за хвост, принёс и положил рядом. Две убитые крысы, напоминающие огромные котлеты с соусом, всё в нём перевернули. Ещё минуту назад убитый горем, старик ухмыльнулся, кривя губы и блестя глазами. Морщины на лице углубились, стягивая вверх губы, на подбородок полезла слюна.

Схватив трясущимися руками мёртвую крысу, как бы обжигаясь о ещё тёпленькое тельце, он поднял её ко рту и впился зубами в перебитую спину. Тут же отбросил тварь, сплюнул кусок вырванного мяса и долго отплёвывался, склонившись над ржавым ведром. Возвращение разума стоило организму титанических усилий, обмякший врач прислонился к шершавой бетонной стене и рыдал, поклявшись себе, что никому и никогда не расскажет об этом эпизоде.

Что-то зашуршало на улице. Вновь вернулись силы, он метнулся к вентиляционному отверстию, втиснул в него лицо и вглядывался, всматривался, весь превратившись в глаза. Ничего. Всё тот же одинокий автомобиль с недосягаемой пачкой печенья в бардачке, безликая железная изгородь, те же дремлющие горы на горизонте, кучка кирпичей справа от машины, обрывки газет и… рыбья косточка. Издав подобие звериного рыка, он обрушил ненависть на отверстие, вонзая лом, кроша бетон, пытаясь расширить, раздвинуть…

Битва с фундаментом санатория продолжалась недолго. То незначительное крошево, которое отколол лом, говорило, что если расширять отверстие таким способом, на это уйдут недели. В бессильной злобе он обрушил лом на земляной пол. Образовалась дырочка, что обрадовало. Земля не так прочна. Подкоп! Как же он сразу не догадался! Несколько часов рыхлил землю ломиком, выгребал руками, опять ковырял ломом. Казалось, он приложил усилий – хватило бы прорыть вход в метро, но вырытая яма едва достигала колен. Новый спазм голода свёл судорогой желудок. Надо что-то поесть. Он оглянулся на оставленные у двери тушки, но они исчезли под острыми зубками своих сородичей. В бешенстве Сергей Карлович бегал по подвалу, гоняясь за прожорливыми тварями, но не мог сконцентрироваться, и крысы удирали практически из безвыходных ситуаций, когда ломик обрушивался рядом с их безмозглыми головками. Выдохнувшись, врач остервенело огляделся, словно за ним могли наблюдать. Интересно, а правда, что человеческое мясо намного вкуснее обычного? То, что осталось от медсестры могло послужить приличным обедом. Потом. Когда не останется ничего другого… К вечеру яма достигла груди. Но шероховатость фундамента не кончалась. На какую глубину его кладут? Метр? Полтора? Он работал, пил собранную в кружки жидкость. Запахи давно не смущали и стали привычными.