Георгий Старков - Сказка об уроде [сборник]

Открыв глаза, Вероника подъехала ближе к окну. Наклонившись вперёд, она уперлась локтями о подоконник и толкнула себя вверх, рискуя опрокинуться вместе с коляской. Но зато она увидела — тварь была там на самом деле. Длинная и тощая, она стояла на детской площадке и наблюдала за Вероникой. Детей на площадке уже не было — может, они почувствовали его присутствие и разбежались по домам?

Чего он ждёт?

Вероника боязливо оглянулась. Что, если эта тварь — лишь отвлекающий маневр? Пока она заглядывается на неё, из стены за спиной бесшумно выползут десятки таких же…

В комнате было спокойно. Её взгляд упал на часы. Десять минут восьмого, значит, скоро мама придёт из работы…

Вероника вдруг покрылась холодным потом. Мама пройдёт через детскую площадку, ведь это её обычный маршрут. И там её будет подстерегать серый призрак.

Вот оно что. Им не удалось забрать её к себе, пришлось довольствоваться печенкой и позвонком — и потому они решили переключиться на её мать.

Вероника вспомнила, как она превратилась в ворону и вылетела из тела в туалетной комнате больницы. Тогда тварь за зеркалом испугалась — её страх был почти осязаемым. Правда, Вероника не знала, удалось ли ей спасти от неё ту женщину, которая пришла к ней в поисках защиты. Может, визит в реанимационное отделение или морг дал бы ответ на этот вопрос, но кто бы её пустил?

Если я смогла спровадить одного из них, то смогу это сделать и сейчас.

Прижав ладони к глазам, она пыталась вызвать к жизни зелёные линии. Без них ничего не выйдет. Но узоры оставались смазанными и серыми, и как бы Вероника ни старалась их увидеть, она всё равно была заперта в немощном искалеченном теле. Зато она почувствовала ухмылку голодной тени на детской площадке. Тварь смеялась над её беспомощностью.

Она развернула коляску. Ключи от двери висели на стене прихожей — ей пришлось приподняться на коляске, чтобы достать их. Костыли стояли тут же, совсем новые: Вероника ещё не очень хорошо умела пользоваться ими. Но сегодня придётся научиться — на коляске по лестнице не спустишься…

Вероника на костылях вышла на лестничную площадку. Безвольные ноги волочились по грязному полу. Не заперев дверь, она подошла к ступенькам.

Она не раз спускалась по лестнице на костылях, но тогда её поддерживала мать — и то спуск превращался в сплошное мученье. Особенно плохо ей становилось, когда мимо проходили соседи, тихо здороваясь и бросая в её сторону сочувствующие взгляды. А сейчас она была одна.

Навалившись боком на перила и кое-как переставляя костыли со ступеньки на ступеньку, Вероника преодолела четыре из них. На пятой ступеньке левый костыль соскользнул с края, и она упала. Грохот в подъезде отозвался эхом.

Не смейте выглядывать , зло подумала Вероника, лёжа на животе. Даже не думайте открывать двери своих квартир и начинать ахи-вздохи.

Падение было почти безболезненным — больше всего, наверное, досталось самим ногам, но они ничего не чувствовали. Она поползла вниз на локтях, пытаясь сдуть волосы, которые упала на лицо, как и тогда, на вершине горы.

«Мне нужно попасть вниз, — напоминала она себе, когда начинала думать, что её силы на исходе. — Скорее. Скорее. Пока мама не пришла…».

Слава богу, никто не вышел из квартиры и не увидел её мучения. Зато на площадке второго этажа она увидела храпящего в углу бомжа. От него разило, как от помойки. Лариса рассказывала, что он облюбовал их подъезд в последнюю неделю, даром что жильцы ежедневно выставляли «гостя» на улицу: домофона в подъезде не было, и ничто не мешало бомжу возвращаться.

Вероника проползла мимо него, стиснув зубы. Сползая на первый этаж, она услышала, как храп прервался, и оглянулась. Покрасневшие глаза с дряблыми мешками под ними без выражения смотрели на неё. Потом бомж хрипло кашлянул, отвернулся к стене и стал снова сипеть горлом.

Когда Вероника добралась до входной двери, она вся обливалась потом. Локти онемели, а одежда собрала всю пыль и грязь со ступенек. Одышка мучила её; хотелось уткнуться лбом в холодный пол и отдохнуть хотя бы минутку. Но она упрямо толкнула дверь рукой и вылезла на крыльцо.

Солнечный свет и синева неба ослепили её после сумрака, который был в доме. На деревьях чирикали птицы. Вероника подняла голову. Вот она, призрачная тварь, маячит возле песочницы в сорока шагах от неё. Во дворе никого не было — странно для погожего летнего вечера. Но сейчас это было ей на руку. Вероника положила руки на первую ступеньку крыльца…

… и увидела, как из-за ржавых гаражей выходит мама.

Нет, нет, нет, только не сейчас!

Тварь плавно сдвинулась с места навстречу Ларисе.

— Стой! — закричала Вероника, позабыв обо всём. — Не смей её трогать!

Мама остановилась, услышав крик, посмотрела по сторонам… и увидела Веронику, лежащую на крыльце подъезда, извалявшись в грязи. Она вскрикнула и побежала вперёд, навстречу ждущей её твари.

Перед глазами Вероники всё поплыло. Она закричала что-то ещё и попыталась встать на ноги, совсем забыв о своей хвори; мама тоже кричала, размахивая сумкой; и даже тварь издала тонкий звук, напоминающий крысиный попискивание. Она увидела, как тень, как в замедленной съемке, припала бесформенным ртом к темени матери. Напоминает клеща, рассеянно подумала она. Тварь парила над Ларисой маленькой грозовой тучей, и череп женщины вдруг вмялся внутрь, как резиновый мяч, из которого стали спускать воздух. Бег Ларисы замедлился, затем она остановилась на краю площадки. Ей нужно было только перешагнуть невысокое ограждение, а она замерла с поднятой ногой, и сумка дрожала в её руке.

Потом она упала.

И даже тогда тень не отцепилась от неё — она потянулась вслед, теряя последние человеческие черты. Вероника с отвращением поняла, что это большое насекомое, напоминающее навозного жука. Оно намертво присосалось к её матери и вытягивало остатки жизни из неё. Ноги Ларисы в спазмах бились об асфальт, с каждым разом всё слабее.

Вероника поднялась вверх — это оказалось неожиданно легко, может быть, из-за того, что грудь её перестала вздыматься, а жёлтое солнечное сияние сменилось призрачным зелёным отсветом. Она устремилась в умирающей матери. Склонившись над ней, она схватилась за жука. Тот противно пищал; на его жёсткой спинке Вероника увидела узор в виде вытянутого лица. Жук сопротивлялся, но она была сильнее. Когда она оторвала его от головы матери, раздался влажный хруст, и из жука выплеснулась густая бело-зелёная жидкость. В порыве отвращения Вероника сжала ладонь в кулак, и жук внезапно рассыпался в её руке зелёным песком. Но даже превращаясь в прах, он продолжал мерзко пищать. Когда тварь смолкла, она увидела, что жук был не таким большим, каким казался — так, всего-то крохотный навозный жучок. И её собственная рука тоже выглядела странно — лишенная пальцев, тонкая и чёрная…