Стивен Кинг - Кристина

Утром к нему приходили мама, папа и сестра, и он заметил, что Элли успокоилась. На обед их пригласили к Кэллисонам, и Лу Кэллисон, один из трех братьев, был «очень даже ничего». А брат… ну что брат? Ну да, лежит в больнице, но все же не умирает от какой-нибудь редкой разновидности рака, да и парализованным не останется. Скучно. На сюжет для фильма не тянет.

Около половины первого они позвонили Деннису от Кэллисонов, и голос у отца был немножко пьяный – наверное, он уже допивал вторую «Кровавую Мэри», а мама то и дело бросала на него укоризненные взгляды. Сам Деннис как раз доедал свое диетическое синекарточное угощение – впервые он разделался с праздничным обедом за пятнадцать минут – и изо всех сил изображал по телефону веселье, чтобы не портить родным настроение. Элли тоже ненадолго подошла к телефону, голос у нее был радостный и слегка визгливый. После утомительного разговора с сестрой Деннису захотелось спать.

Он уснул (и видел неприятный сон про санитарок) около двух часов дня. В больнице стояла необычная тишина: почти весь персонал разошелся по домам, остались только дежурные врачи и сестры. Стих даже постоянный гул телевизоров и радио из соседних палат. Санитарка-волонтерка, пришедшая за пустым подносом, широко улыбнулась и выразила надежду, что праздничный обед ему понравился. Деннис заверил ее, что так и есть. В конце концов, у нее тоже праздник.

Потом он уснул, видел сон, а после погрузился в глубокое забытье, от которого очнулся лишь в пять часов. На пластиковом стуле, который только позавчера занимала его подружка, сидел Арни Каннингем.

Деннис ничуть не удивился; он просто подумал, что опять видит сон.

– Привет, Арни. Как оно?

– Неплохо. А вот ты как будто еще не проснулся, Деннис. Может, тебе дать щелбан?

На коленях у него лежал коричневый бумажный пакет, и Деннис сквозь сон подумал: «Надо же, обед уцелел. А мы думали, его растоптал Бадди Реппертон». Он попытался сесть, но спина тут же заболела. Повозившись с кнопками на пульте управления кроватью, он приподнял изголовье и удивленно воскликнул:

– Надо же, это и впрямь ты!

– А ты ожидал увидеть трехголовую гидру? – дружелюбно спросил Арни.

– Я спал. Подумал, ты мне приснился. – Деннис сильно потер лоб, чтобы прогнать сон. – С Днем благодарения, Арни!

– Ага, тебя тоже. Ну что, уже отведал стерильной индейки?

Деннис рассмеялся.

– Еда была похожа на игрушечную. Помнишь, когда Элли было лет семь, ей подарили такой набор? «Веселая столовая», что ли…

Арни зажал рот ладонью и сделал вид, что с трудом сдерживает рвотный позыв.

– Помню. Ну и гадость!

– Здорово, что ты пришел. – Деннис был на грани слез. Только сейчас он понял, в какую тоску его вогнали эти праздники. Нет, к Рождеству надо обязательно попасть домой. На Рождество он тут повесится.

– Родные не приходили?

– Приходили, конечно. И вечером еще придут – по крайней мере мама с папой. Но это не то, сам понимаешь.

– Ага. Я тут кое-что пронес. Сказал вахтерше, что несу тебе банный халат. – Арни хохотнул.

– Это еще что такое? – спросил Деннис. Он только теперь заметил, что на коленях у Арни не маленький пакетик для школьного обеда, а здоровенный, в какие складывают покупки.

– Да так, порылся в холодильнике после того, как семья разделалась с бедной птицей. Мама с папой уехали к друзьям из универа – они каждый День благодарения так делают. Вернутся около восьми.

Под изумленный возглас Денниса Арни вытащил из пакета два подсвечника, вставил в них свечи, поджег фитили спичкой из коробка с логотипом Дарнелла и выключил верхний свет. После чего вручил Деннису два сэндвича, наспех завернутых в вощеную бумагу, а два оставил себе.

– Насколько я помню, – сказал Арни, – ты всегда считал, что умять пару сэндвичей с индейкой поздно вечером, когда праздник уже позади и все успокоились, даже приятнее, чем пировать за праздничным столом.

– Ага. В идеале – есть сэндвичи и смотреть по телику «Сегодня вечером» с Карсоном или какой-нибудь старый фильм. И все же, ей-богу, Арни, ты мог бы и не…

– Черт, да я тебя не навещал уже три недели! Хорошо хоть ты спал, когда я пришел, а то сразу бы пустил мне пулю в лоб. – Он похлопал по сэндвичам, которые Деннис держал в руках. – Твои любимые вроде. Белое мясо и майонез на «Чудо-хлебе».

Деннис сперва хохотнул, потом засмеялся, а потом и загоготал. Арни видел, что от смеха у него болит спина, но остановиться Деннис не мог. «Чудо-хлеб» всегда был для них запретным и оттого излюбленным лакомством. Их матери очень серьезно относились к выбору хлеба; Регина предпочитала диетический, лишь иногда отдавая дань уважения ржаному, а мама Денниса любила «римский» хлеб и из ржаного шрота. Арни и Деннис никогда не привередничали, но оба души не чаяли в «Чудо-хлебе» и порой тратили на него карманные деньги. Взяв буханку «Чудо-хлеба» и банку горчицы «Френчес», они прятались в гараже Арни (или на дереве возле дома Денниса, где они построили шалаш, девять лет назад уничтоженный ураганом), жевали сэндвичи с горчицей и читали комиксы про «Богатенького Ричи».

Арни тоже захохотал, и для Денниса эти минуты остались самым приятным воспоминанием о Дне благодарения.

У Денниса уже почти десять дней не было соседа. Арни закрыл дверь в палату и достал из пакета шесть банок пива.

– Чудо за чудом, – сказал Деннис и рассмеялся над собственным случайным каламбуром.

– Да уж! – Арни поднял банку над свечами. – Твое здоровье!

– За нас, – ответил Деннис. Оба выпили.

Когда они разделались с толстенными сэндвичами, Арни вытащил из своего бездонного пакета два пластиковых контейнера и снял с них крышки. Внутри оказался яблочный пирог.

– Ну нет, старик, я больше не могу. Лопну!

– Ешь, – приказал Арни.

– Честно, я не могу! – взмолился Деннис, вооружаясь пластиковой вилкой. Он умял свою порцию пирога за четыре укуса и громко рыгнул. Затем допил пиво и рыгнул снова. – В Португалии это считается лучшей похвалой повару, – сказал он. В голове приятно гудело от пива.

– Как скажешь, – с улыбкой ответил Арни. Он встал, включил свет и задул свечи. На улице пошел сильный дождь; он яростно хлестал в окна и явно был ледяной. Деннису показалось, что вместе с пламенем свечей погас теплый дух их дружбы и праздника.

– Завтра я буду тебя проклинать, – сказал Деннис. – Я же час просижу на толчке, а у меня от этого спина болит.

– Помнишь, как у Элейны однажды раздуло живот и она весь вечер пукала? А мы ее задразнили, пока твоя мама не устроила нам взбучку.

– Как не помнить! Запаха не было, но звук…

– Как будто стреляли из пистолета, – кивнул Арни, и оба посмеялись – смех получился какой-то грустный. Сколько воды с тех пор утекло… Воспоминания о приступе Элейны семилетней давности отчего-то скорее тревожили, чем веселили. От мысли, что семь лет прошли так быстро и незаметно, немного веяло смертью.