Стивен Кинг - Кристина

Попрошайка остолбенело замер на месте. Страха не было – по крайней мере пока, – только удивление. Нет, это невозможно, Кристина вышла из строя минимум на полгода – они изрешетили радиатор, вылили почти целую бутылку «Техасской отвертки» в карбюратор, а Бадди достал шестифунтовый мешок сахара «Домино» и высыпал его в бензобак через сложенные воронкой ладони Попрошайки. И это еще цветочки. Бадди продемонстрировал такую изобретательность в деле уничтожения шлюхингемовской тачки, что Попрошайке стало не по себе. Значит, это не Кристина. Какой-то другой «плимут-фьюри» 58-го года.

Однако это была Кристина. Попрошайка ее узнал.

Он стоял один посреди безлюдной ночной улицы: занемевшие от холода уши торчали из-под длинных волос, дыхание клубилось в морозном воздухе.

Машина стояла передом к нему, под капотом тихо урчал мотор. Разглядеть, кто в салоне, было нельзя: Кристина стояла прямо под уличным фонарем, и отражение оранжевого шара светилось на новеньком лобовом стекле, точно водонепроницаемый фонарь на дне озера.

Попрошайка испугался.

Он облизнул сухие губы и огляделся по сторонам. Слева была шестиполосная улица Джона Кеннеди, в этот поздний час похожая на пересохшее речное русло. Справа стояло здание фотомастерской с красной неоновой вывеской «KOДAK» на витрине.

Попрошайка снова посмотрел на машину. Она по-прежнему неподвижно стояла у тротуара.

Он открыл рот и не смог выдавить ни звука. Попытался еще раз и прохрипел:

– Эй, Каннингем!

Машина как будто о чем-то размышляла. Клубились выхлопные газы. Урчал двигатель, работавший на высокооктановом бензине.

– Это ты, Каннингем?

Он сделал шаг вперед. Шип на подошве скребнул по асфальту. Сердце колотилось прямо в глотке. Попрошайка вновь осмотрелся – ну должна же мимо проехать хотя бы одна машина, улица Джона Кеннеди никогда не пустует, даже в двадцать пять минут второго! Но никаких машин Попрошайка не увидел, только бездушное оранжевое сияние уличных фонарей.

Он откашлялся.

– Ты злишься, да?

Фары Кристины внезапно вспыхнули, пронзив его белыми лучами света. «Фьюри» с визгом рванула к нему, оставляя черные резиновые следы на асфальте. Она тронулась с места так внезапно, что задняя часть словно бы припала к земле – как задние лапы собаки, что готовится к прыжку. Собаки или волчицы. Колеса с одного бока запрыгнули на бордюр, и в таком виде – одна пара колес на бордюре, другая на дороге – машина покатила прямо на Попрошайку, скребя днищем по асфальту, визжа и рассыпая искры.

Попрошайка закричал и попытался отскочить в сторону. Кристина лишь слегка задела бампером его левую икру – и вырвала кусок мяса. Теплая влага заструилась по ноге, стекая в ботинок. От этого тепла он только сейчас понял, какой на улице стоит холод.

Попрошайка врезался в косяк двери фотомастерской. Шаг влево – и разбил бы стекло, очутившись среди груды «Никонов» и «Полароидов».

Оглушительно взревел двигатель Кристины. И снова этот ужасный, потусторонний визг днища по бордюру. Попрошайка, тяжело дыша, обернулся. Кристина возвращалась, и, когда она проезжала мимо, он увидел.

Увидел.

За рулем никого не было.

Паника мгновенно затуманила рассудок. Попрошайка со всех ног рванул прочь. Он выскочил на улицу Джона Кеннеди: между рынком и прачечной был узкий проулок, куда не смогла бы протиснуться никакая машина. Успеть бы туда нырнуть…

Мелкие монеты яростно звенели в обоих карманах его брюк и шести карманах армейского бушлата. Четвертаки, десятицентовики, пятицентовики… Ну прямо перезвон рождественских колокольцев. Попрошайка бежал что было сил, поднимая колени почти до подбородка. Сапоги-говнодавы барабанили по асфальту. Тень неотступно мчалась следом.

Где-то сзади вновь взревела машина, затихла, опять взревела, затихла… а потом завизжала. Кристина бросилась вслед за бегущим Попрошайкой поперек дороги. Он заорал и не услышал собственного крика – так громко скрипели шины по асфальту. То был пронзительный крик свирепой полоумной бабы, у которой на уме только одно – убийство. И этот крик заполнил собой весь мир.

Тень уже не преследовала его, она неслась впереди и заметно удлинилась. В витрине прачечной Попрошайка увидел отражение больших желтых глаз. До проулка еще бежать и бежать…

В последний момент Попрошайка попытался вильнуть влево, но Кристина словно бы прочла его отчаянную мысль и тоже вильнула. Все еще набирая скорость, «плимут» сшиб Попрошайку Уэлча с ног и мгновенно сломал ему позвоночник. Говнодавы отшвырнуло в сторону. Сам он пролетел сорок футов и врезался в кирпичную стену маленького крытого рынка – и вновь до окна оставались считаные дюймы.

Удар был такой силы, что его тело отскочило от стены и снова вылетело на улицу, оставив на кирпичах, как на промокашке, кровавый отпечаток. Фотография этого отпечатка на следующий день появится на первой странице либертивилльского «Джоурнал стандарт».

Кристина дала задний ход, остановилась и опять рванула вперед. Попрошайка лежал у тротуара, пытаясь подняться на ноги. Бесполезно. Руки и ноги его не слушались.

Все вокруг захлестнул белый свет.

– Нет, – прошептал он сквозь выбитые зубы. – Н…

Машина переехала его тело. Во все стороны брызнули мелкие монеты. Попрошайку протащило вперед, а потом назад, когда Кристина дала задний ход. Там она замерла, урча двигателем, как будто о чем-то думала.

Затем она снова наехала на труп, вскочила на тротуар и опять дала задний ход.

Рванула вперед.

И назад.

И снова вперед.

Фары сверкали. Из труб валил синий дым.

Масса, валявшаяся на дороге, уже не походила на человека. Это был бесформенный узел со старым тряпьем.

Машина вновь сдала назад, съехала на дорогу, развернулась и, в последний раз переехав то, что осталось от Попрошайки Уэлча, полетела вниз по улице. Рев двигателя эхом отдавался в стенах спящих домов – впрочем, спали уже не все, тут и там в окнах над лавками и магазинами загорался свет и люди выглядывали на улицу: уж не авария ли?

Одна из фар Кристины была разбита, другая, заляпанная кровью Попрошайки, то и дело мигала. Решетка погнулась, и вмятины на ней с пугающей точностью посмертной маски повторяли контуры туловища Попрошайки. Ручейки крови веером расходились по капоту, и веер этот рос по мере того, как Кристина набирала скорость. Громкий рев рвался из выхлопной трубы: один из двух глушителей вышел из строя.

Внутри, на панели приборов, одометр по-прежнему крутился в обратную сторону, словно Кристина ускользала в другое время, не только покидая место преступления, но и отменяя сам факт преступления.

Вдруг рев из выхлопной трубы стих.

Веер крови начал уменьшаться, несмотря на сильный ветер – словно кинопленку прокручивали в обратную сторону.