Стивен Кинг - Кристина

В четверг на первой странице либертивилльского «Кистоуна» появилась фотография обугленной машины под заголовком: «ТРОЕ ПОГИБЛИ В АВТОКАТАСТРОФЕ РЯДОМ С ПАРКОМ СКУОНТИК-ХИЛЛЗ». В полиции считали, что «авария, скорее всего, произошла по вине нетрезвого водителя» – так полицейские туманно преподнесли факт, что на месте происшествия были найдены осколки полудюжины бутылок фруктово-алкогольного напитка «Техасская отвертка».

Хуже всего восприняли новость в средней школе Либертивилля. Молодым всегда неприятно сталкиваться со свидетельствами бренности своего бытия, а из-за грядущих праздников удар оказался особенно болезненным.

Арни Каннингем был страшно подавлен новостью. Подавлен и напуган. Сначала Попрошайка, а теперь Бадди, Ричи Трилони и Бобби Стэнтон. Стэнтон… новичок-недоумок, о котором Арни никогда даже не слышал, – зачем он уселся в одну машину с ребятами вроде Реппертона и Трилони? Разве он не знал, что это все равно что войти в клетку к тиграм, вооружившись одним водяным пистолетом? Версия, гулявшая по сарафанному радио, Арни не устраивала: Бадди и его приятели якобы порядком упились на баскетбольном матче, а потом катались на машине и бухали. Вот и добухались.

Он не мог отделаться от ощущения, что каким-то образом причастен к их смерти.

Ли после той ссоры больше с ним не разговаривала. Арни ей не звонил – отчасти из гордости, отчасти из стыда, отчасти потому, что надеялся на ее звонок. Она позвонит и скажет: «Арни, пусть все будет как… раньше».

«Раньше? – прошептал его внутренний голос. – Это когда? До того, как она чуть не задохнулась в твоей машине? До того, как ты избил человека, спасшего ей жизнь?»

Но нет, Ли хочет, чтобы Арни продал машину. А это попросту невозможно… да ведь? Как он может продать ее – столько сил вложено, столько пота и крови и… да, слез.

Заезженная пластинка. Арни больше не хотелось об этом думать. Наконец прозвенел последний звонок – день тянулся бесконечно, – и он вышел на парковку. Нет, не вышел – выбежал, чтобы с облегчением запрыгнуть в Кристину.

Сев за руль, Арни протяжно и с содроганием вздохнул. Первые хлопья надвигающейся пурги уже скользили по ярко-красному капоту. Арни порылся в карманах, достал ключи и завел Кристину. Мотор уверенно заурчал, и машина выехала с парковки, скрипя резиной по утрамбованному снегу. Рано или поздно придется поставить зимние шины, но Кристине они как будто не нужны. Такого сцепления с дорогой на памяти Арни не было еще ни у одного автомобиля.

Он нащупал ручку радио и включил WDIL. Шеб Вули пел «Фиолетового людоеда». Наконец-то лицо Арни расплылось в улыбке.

Стоило ему сесть за руль и врубить двигатель – все вставало на свои места. С Кристиной ему море по колено. Конечно, его потрясла новость о гибели Реппертона, Трилони и этого мелкого говнюка – и после случившегося осенью, наверное, он имел всякое основание чувствовать за собой легкую вину. Но он тут ни при чем, и точка. Он играл в шахматы на турнире северных штатов. В Филадельфии.

Просто он немного не в своей тарелке из-за происходящего. Деннис лежит в больнице, Ли ведет себя как полная дура – решила, что машина отрастила руки и запихнула кусок мяса ей в горло. К тому же сегодня он ушел из шахматного клуба.

Больше всего его задела реакция мистера Слоусона, тренера по шахматам, – вернее, ее полное отсутствие. Он даже не попытался его отговорить. Арни долго ныл, как у него мало времени, как много дел – придется жертвовать любимым хобби… А мистер Слоусон просто взял и кивнул. «Ладно, Арни, если передумаешь – мы в кабинете номер 30». В его мутных голубых глазах за толстыми линзами очков, отвратительно похожих на сваренные вкрутую яйца, что-то мелькнуло… неужто упрек?

Возможно. Только вот он даже пальцем не пошевелил, чтобы его переубедить. Мог бы хоть попытаться, все-таки Арни играл в шахматы лучше всех в школе, и Слоусон это знал. Может, он бы даже передумал… Времени у него теперь больше, Кристина-то… Кристина… что?

…ну, в полном порядке. Скажи мистер Слоусон что-нибудь вроде: «Брось, Арни, не принимай поспешных решений, ты нам так нужен…» Скажи он что-нибудь в этом духе, Арни, наверное, передумал бы. Но нет, Слоусон не захотел унижаться. «Если передумаешь – мы в кабинете номер 30», бла-бла-бла, говнюк хренов. Такой же говнюк, как все остальные. Арни не виноват, что сборная школы вылетела в полуфинале; он перед этим выиграл четыре игры подряд, и в финале бы тоже победил, если б ему дали шанс. Во всем виноваты говнюки Барри Куолсон и Майк Хикс. Они так играли, будто не слышали про дебют Руи Лопеса – назови им это имя, они бы небось решили, что это новая газировка.

Арни развернул пластинку жевательной резинки, смял фантик в комок и щелчком отправил ее в мусорный пакет, аккуратно свисавший с пепельницы Кристины.

– Прямо в бродяжкин пердак, – пробормотал он и ухмыльнулся. То была жестокая, мрачная ухмылка. Глаза Арни бегали из стороны в сторону, недоверчиво глядя на мир, полный водителей-идиотов, сумасшедших пешеходов и прочего мрака.

Арни бесцельно колесил по Либертивиллю, мысли шли привычным чередом – слегка параноидальные, но почему-то успокаивающие. По радио крутили золотые хиты. Сегодня это был один инструментал: «Бунтовщик» Эдди Дуэйна, «Безумные выходные» Билла Андерсона, «Телстар» группы «Торнадос», первобытный «Подростковый бит» Сэнди Нельсона и «Стенка на стенку» Линка Рея, великий шедевр 50-х. Слегка ныла спина. Метель усилилась, и город накрыло темно-серое облако снега. Арни включил дальний свет, и почти сразу же тучи разошлись: выглянуло далекое и холодное зимнее солнце.

Он катался и катался.

Его мысли вернулись к Реппертону: все-таки, что ни говори, он заслужил такой смерти. И вдруг Арни с ужасом осознал, что на часах уже четверть седьмого, а за окном – темно. Слева показалась пиццерия «Джино»: в темноте светился зеленый листок клевера. Арни свернул на обочину и вышел. Вдруг вспомнил, что забыл ключи в замке зажигания.

Он наклонился, чтобы их достать… и в нос ударила жуткая вонь, та самая, про которую говорила Ли, и существование которой он так яростно отрицал.

Машина словно бы выпустила этот запах, как только Арни вышел на улицу, – отвратительный запах гниения, от которого слезились глаза и сжималось горло. Арни схватил ключи и попятился, в ужасе глядя на Кристину.

«А потом… когда ты меня усадил обратно в салон… там стояла жуткая вонь. Могильная. Ты знаешь, о чем я говорю». – «Нет. Понятия не имею. Это у тебя фантазия разыгралась!»

Что же, и у него теперь фантазия разыгралась?

Арни развернулся и побежал к пиццерии – со всех ног, словно за ним гнался сам дьявол.

Он заказал пиццу, которую уже не хотел, разменял несколько четвертаков на десятицентовики и вошел в телефонную будку возле музыкального автомата. Из автомата неслась какая-то современная песня, которую Арни слышал впервые.