Борис Конофальский - Инквизитор. Вассал и господин [СИ]

– Раньше их много больше было, да, видно, прошлый хозяин продал всё.

– А что это? – Вдруг закричал Ёган, указывая на реку. – Глядите, что это?

Куртц глянул на реку, а потом поглядел на Ёгана с ухмылкой, мол, чего так орать-то, и произнёс, поясняя:

– То плоты, так горцы лес сплавляют.

Сам Волков тоже видел такое впервые: на связанных меж собой брёвнах сидели людишки, и шалаши были на тех брёвнах, и даже рули из длинных досок. Таких плотов, в цепь связано было четыре, на каждом сидело по два человека. Река неспешно тащила брёвна на запад. Людишки лениво шевелили рулями, выбирая середину реки. Другие варили что-то на кострах, прямо на брёвнах, не хуже, если бы сидели они на твёрдой земле. Так и ехали себе вниз по течению.

– Ишь, ты, а мы всегда брёвна волоком возили! – Восхитился Ёган.

– У этих горных сволочей лесом все горы поросли, вот на нём они всё богатство своё и делают. – Говорил Куртц завистливо. – Такие плоты чуть не каждый день на север плывут.

– А ну-ка, Куртц, дайте-ка мне на карту взглянуть, – сказал Волков, выслушав всё это.

Он пару секунд разглядывал карту и потом спросил, указывая пальцем:

– А этот длинный остров мы, кажется, уже проехали?

– Да. Это тот остров, где рыбаки были, почти напротив заброшенной деревни. – Пояснил землемер.

Кавалер вернул ему карту, и Ёган, служивший господину уже немало месяцев, заметил, что в лице того появилось знакомое злорадное удовольствие от увиденного.

– Вы никак опять чего-то затеять собираетесь? – Озабоченно спросил он у господина.

– Посмотрим, – многообещающе произнёс кавалер.

Ох, не понравилось это «посмотрим» новоиспечённому управляющему, и не понравилось ему выражение лица господина, когда он это говорил. Но говорить ему Ёган ничего не стал, ну его к шутам, опять наорёт, последнее время у кавалера дурное расположение духа.

Так они и поехали молча по берегу реки к лесу. А как до леса доехали, как запахло ёлками, землемер вдруг говорит:

– А ну стойте-ка!

Он останавливает коня, слазит с него. И снова лезет к себе в карту и приговаривает:

– Постойте-постойте, так-так-так.

Наконец он отрывается от карты и радостно сообщает:

– Ну, кавалер, повезло, вам, что я сюда с вами приехал.

– Говорите вы уже! – Изнывает нетерпеливый Ёган. – Чего нам радоваться?

– А вот чего! – Восклицает землемер, ещё раз заглядывая в карту. -Лес кантона простирается только до острого камня, видите его, вон он? А всё что севернее его – так то ваш лес.

– Ах, вот как, – приятно удивляется Ёган.

– Не очень и много того леса, – кисло замечает Волков.

– Ну, много – немного, а пару сотен брёвен будет, – замечает Куртц.

– Уж точно лишними не будут, – заявляет Ёган. – Всё порубим и свезём в Эшбахт, всяк не покупать.

– Путь-то неблизкий, – заметил кавалер.

– Ничего-ничего, из Малена не ближе будет везти, а это своё, срубил, привязал брёвнышко да привёз, срубил, привязал да привёз. Так и перевозим за зиму по снежку, чего мужику зимой-то делать.

– Тут снег не всю зиму лежит, – напомнил Куртц.

– Ничего, и по земельке перетащим, – заверил его Ёган.

Тут он был прав, и Волков с ним спорить не стал, сказал просто:

– Уже за полдень, давайте поедим, что ли?

– А я уже думаю, когда же вы проголодаетесь, – обрадовался Ёган.

Не то, что бы он сильно проголодался. Он бы потерпел до вечера, ему как раз становилось интересно, что ещё в его земле есть. Но опять всё то же. Опять начинала ныть нога. Он уже доставал её из стремени незаметно, и ехал, вытянув её, а потом ехал, согнув её в колене, и незаметно, чтобы никто не видел, старался размять больную, тугую область пальцами. Но это только отводило боль не намного, а потом она возвращалась. Ему нужно было сесть, вытянуть и расслабить ногу хоть на полчаса.

Они никуда дальше не поехали, остались на опушке леса. Ёган достал снедь из седельных сумок. Сели есть сыр, варёные яйца, ветчину, хлеб и пиво из жбана. Пока ели, Ёган взял кусок, но сидеть не стал, а, кусая хлеб на ходу, как положено управляющему, пошёл в лес, начал считать деревья, что росли севернее камня, но сосчитать не смог, сбился, когда больше ста насчитал, пришёл и сказал довольно:

– За сто деревьев у нас будет. Очень будут они, кстати, для стройки. Низы на стропила и доски пойдут, верхи на тёс. – Разумно говорил он, упиваясь своей разумностью и тем, что кавалер его внимательно слушает. – На тёс все брёвна пускать не будем – жалко. На стропила, на доски. Да. Такие хорошие брёвна… Да на что угодно они пойдут…

Волков промолчал, он видел неподдельный интерес Ёгана. И, кажется, заражался этим интересом. Он уже не был так недоволен землёй. Да, земелька, конечно, дрянь, но жить тут можно. Тем более что у него появились мыслишки кое-какие. В общем, ещё больше захотелось ему узнать, что ещё есть в его земле интересного.

Карл Брюнхвальд почти всю свою жизнь провёл среди солдат. Начинал он в городском ополчении ещё в двенадцать лет барабанщиком. Его туда пристроил отец. Человек в городе уважаемый. Отец был из старого городского рода, поэтому удалось пристроить сына столь удачно. Уже тогда юный Карл привык рано вставать, спать урывками и даже стоя, есть, что дадут и когда дадут, мёрзнуть и изнывать от жары без особого ущерба для себя. И был настолько вынослив, что мог не снимать доспеха, находясь в страже даже целым суткам.

С младых ногтей, как говорится, Карл понял, что основанная институция в армии – это дисциплина. Ни деньги, ни преданность господину или корпорации, ни вера в Господа всемогущего так не цементировало роту, как ежедневная и не ослабляемая сила дисциплины. Дисциплина была его вторым богом, оттого и роты его всегда были самыми стойкими, сержанты самыми знающими и твёрдыми, а карпоралы и ротные старшины самыми честными и справедливыми.

Карл Брюнхвальд не терпел среди своих людей трусов, горлодёров и особенно лентяев. Жалобы подчинённых он никогда не слушал, к чему это? Для того чтобы высказывать ему свои пожелания солдаты и выбирали из старшин, из самых старых и уважаемых солдат представителей своей корпорации – корпоралов. Они и сержанты могли обращаться к нему и высказывать все, что считали нужным. Они же и делили добычу, коли та была. Тем не менее, среди солдат он пользовался большим уважением, так как берёг своих людей и был храбр и хладнокровен. И ещё, что немаловажно, он был безупречно честен в расчётах с подчинёнными и нанимателями. В общем, к своим сорока трём годам Карл Брюнхвальд, один из славного рода Брюнхвальдов, был офицером и человеком практически безупречным.

И поэтому он был обескуражен и удивлён, когда увидел перед собой младшего своего сына. Брюнхвальд с ротмистром Рене объезжали окрестности, выбирая себе места для домов. Заодно Брюнхвальд присматривал место и под сыроварню. Он ещё из Малена после разговора с кавалером отписал жене, что дело решено и что бы она продавала сыроварню, ехала с сыновьями в Эшбахт, где они теперь собирались жить.