Дин Кунц - Ангелы-хранители [litres]

Когда они обогнули невысокий холм и исчезли из поля зрения остановившего их человека, с Гаррисона наконец-то сняли одеяло, и он с явным облегчением сел.

Развезя троих друзей по домам, Томми повез Гаррисона к себе, так как родители в этот вечер отсутствовали. Томми жил в доме, похожем на многопалубный корабль, подвешенный над крутым обрывом: сплошное стекло, бетон и углы.

Проследовав вслед за Томми в прихожую, Гаррисон поймал свое отражение в зеркале. Сейчас вряд ли кто-нибудь узнал бы в нем того импозантного седовласого адвоката, хорошо известного во всех судах города. Волосы были мокрыми, грязными, примятыми. Лицо сплошь в потеках грязи. Песок, клочья травы и водоросли пристали к голой коже, запутавшись в седых волосах на груди. Гаррисон довольно ухмыльнулся своему отражению.

– Телефон здесь, – выглянул из кабинета Томми.

Из-за хлопот с готовкой обеда, мытьем посуды, а затем и переживаний по поводу отсутствия у Эйнштейна аппетита Нора с Трэвисом совсем забыли, что собирались позвонить Гаррисону Дилворту и поблагодарить его за отправленные картины. И только тогда, когда они с Трэвисом наконец отдыхали перед камином, Нора внезапно вспомнила о Дилворте.

Раньше они всегда звонили ему по телефону-автомату в Кармеле. Что на поверку оказалось излишней предосторожностью. И сейчас ни Норе, ни Трэвису явно не хотелось садиться в машину и ехать на ночь глядя в Кармель.

– Давай подождем до утра и позвоним ему из Кармеля завтра, – предложил Трэвис.

– Мы можем спокойно позвонить из дома, – возразила Нора. – Если бы полиция установила связь между тобой и Гаррисоном, он бы непременно позвонил, чтобы нас предупредить.

– Он может и не знать, что они установили связь, – сказал Трэвис. – Да и вообще может не знать, что за ним следят.

– Только не Гаррисон, – стояла на своем Нора.

– Да, пожалуй, ты права, – кивнул Трэвис.

– Мы можем спокойно ему позвонить.

Но не успела она подойти к аппарату, как раздался телефонный звонок. В трубке послышался голос телефонного оператора:

– Вас вызывает мистер Гаррисон Дилворт из Санта-Барбары. Вы оплатите разговор?

Около десяти вечера, после тщательных, но бесплодных поисков в парке и на пляже, Лем нехотя признался, что Гаррисону Дилворту каким-то чудом удалось проскользнуть мимо них. В результате Лем отправил своих людей обратно в штаб-квартиру и гавань.

Лем с Клиффом также вернулись в гавань, на спортивную яхту, с борта которой вели наблюдение за Дилвортом. Связавшись с катером береговой охраны, преследовавшим «Неповторимую грацию», Лем узнал, что дама Дилворта развернула яхту вблизи Вентуры, после чего направилась вдоль побережья обратно в Санта-Барбару.

В гавань яхта вошла в двадцать два часа тридцать шесть минут.

Лем с Клиффом стояли, ежась от пронизывающего ветра, возле принадлежавшего Дилворту пустого эллинга и смотрели, как спутница Дилворта плавно и аккуратно причаливает. Яхта была очень красивая и легкая в управлении.

Даме хватило наглости крикнуть:

– Не стойте столбом! Держите швартовы и помогите мне привязать яхту.

Агенты беспрекословно повиновались, в основном потому, что им не терпелось поговорить со спутницей Дилворта, но не могли этого сделать, пока яхта не будет пришвартована.

Оказав помощь даме, они поднялись на борт. На Клиффе, маскировавшемся под яхтсмена, были топсайдеры, Лем же в обычных уличных туфлях чувствовал себя не слишком уверенно на мокрой палубе, особенно когда яхта начинала качаться на волнах.

Но не успели Лем с Клиффом открыть рот, чтобы начать допрос, как сзади послышался знакомый голос:

– Прошу прощения, господа… – Обернувшись, Лем увидел в свете фонаря Гаррисона Дилворта, поднимавшегося на борт прямо следом за ними. На Дилворте была одежда явно с чужого плеча. Штаны, слишком широкие в талии, держались лишь благодаря ремню. Из коротких штанин торчали голые лодыжки. И в довершение всего – необъятная рубашка. – Прошу прощения, но мне нужно срочно переодеться во что-нибудь свое и желательно теплое, а потом выпить кофе…

– Проклятье! – не выдержал Лем.

– …чтобы согреть свои старые кости.

Клифф Сомс открыл от удивления рот и отрывисто расхохотался, после чего, покосившись на Лема, сказал:

– Извините.

У Лема схватило живот. Внутренности горели огнем от начинающейся язвы желудка. Однако он не скривился от боли, не согнулся пополам и не прижал руку к животу. Нет, Лем даже виду не показал, что ему больно, так как не хотел доставлять еще большее удовольствие Дилворту. Лем просто окинул свирепым взглядом адвоката и его женщину, а затем, не говоря ни слова, пошел прочь.

– Эта проклятая собака, – сказал Клифф, поравнявшись с Лемом, – стопроцентно способна внушить любому чувство чертовской преданности.

И уже позже, устраиваясь на ночлег в мотеле, потому что у него не оставалось сил закрывать временный офис и возвращаться домой в округ Ориндж, Лем Джонсон вспоминал слова Клиффа Сомса. Чувство чертовской преданности.

И Лем невольно задался вопросом, чувствовал ли он хоть раз в жизни к кому-нибудь такую же всепоглощающую преданность, как Корнеллы и Гаррисон Дилворт к этому ретриверу. Лем беспокойно ворочался с боку на бок, не в силах заснуть, и наконец понял, что бесполезно пытаться выключить горевший внутри свет, пока он не сможет убедиться в своей способности на такую же преданность и самоотверженность, какую продемонстрировали Корнеллы и их адвокат.

Лем сел в темноте, прислонившись спиной к изголовью кровати.

Конечно, он чертовски предан своей стране, которую любил и которой бесконечно гордился. И он был предан агентству. Но вот отдельной личности? Ну да, была еще Карен. Его жена. Он был предан Карен – и сердцем, и душой, и половыми железами. Он любил Карен. Любил глубоко почти двадцать лет.

– Ну да, – вслух произнес Лем в номере мотеля в два часа ночи, – если ты так предан Карен, тогда почему ты сейчас не с ней?

Однако Лем был явно к себе несправедлив. Ведь как-никак он должен выполнить свою работу, и очень важную работу.

– Вот в том-то и беда, – пробормотал он. – У тебя всегда – всегда – есть важная работа.

Он проводил вне дома более ста ночей в году, каждую третью ночь в году. А когда он был дома, мысли его витали где-то далеко, потому что бо́льшую часть времени он думал о деле, которое вел. Когда-то Карен хотела детей, однако Лем постоянно откладывал создание полноценной семьи, заявляя, что не может взять на себя ответственность за детей, пока не будет уверенности в успешной карьере.

– Успешной карьере? – спросил он себя. – Черт, ведь ты унаследовал папочкины деньги! И начал жизнь, имея приличную подушку безопасности. Куда больше, чем у остальных.