Дин Кунц - Ангелы-хранители [litres]

– Так у тебя все штаны были в шерсти? – спросил Уолт.

– Волосков сто, не меньше.

– Как будто собака сидела там за несколько минут до твоего прихода, да?

– Как будто приди я на две минуты раньше, то сел бы прямо на собаку.

Уолт перевернул стейки на барбекю:

– Лем, ты на редкость наблюдательный человек и должен был далеко пойти на прошлой работе. Ума не приложу, как при всех своих талантах ты умудрился так капитально облажаться с делом «Банодайна»!

И они оба расхохотались. Впрочем, как всегда.

– От судьбы не уйдешь, – ответил Лем, и оба снова расхохотались.

Когда двадцать восьмого июня Джеймс Гаррисон Хайатт отмечал свой третий день рождения, его мать была беременна вторым ребенком, первой сестрой Джеймса.

Они устроили вечеринку в доме из беленого дерева на лесистых холмах над Тихоокеанским побережьем. Поскольку Хайатты должны были скоро переехать в новый, более просторный дом дальше по побережью, они пригласили гостей даже не в честь дня рождения, а скорее чтобы сказать «до свидания» дому, который впервые дал им приют и под крышей которого они стали семьей.

Джим Кин приехал из Кармела с Пукой и Сэди, двумя черными лабрадорами, и молодым золотистым ретривером, которого назвали Лео. А еще приехали несколько близких друзей из агентства по продаже недвижимости, где работал Сэм – для всех Трэвис, – а также из художественной галереи в Кармеле, где были выставлены на продажу картины Норы. Эти друзья привезли с собой своих ретриверов из второго помета Эйнштейна и его подруги Минни.

Не было только Гаррисона Дилворта. Адвокат умер во сне год назад.

Они отлично провели время, и не только потому, что дружили и им было приятно проводить время вместе, но и потому, что они делили между собой чудесный секрет, объединяющий их в одну большую семью.

Все щенки из первого помета, с которыми Трэвис с Норой не решились расстаться и которые по-прежнему жили в доме из беленого дерева, тоже были здесь: Микки, Дональд, Дейзи, Хью, Дьюи и Луи.

Собаки проводили время даже лучше, чем люди: они резвились на лужайке, играли в прятки в лесу и смотрели видеофильмы в гостиной.

Собачий патриарх принимал участие в кое-каких играх, но бо́льшую часть времени проводил с Норой и Трэвисом, ну и конечно, не отходил от Минни. Он хромал – и будет хромать до конца жизни, потому что его правая нога была безжалостно искалечена Аутсайдером и вообще бы не действовала, если бы ветеринар не приложил нечеловеческие усилия для восстановления конечности.

Трэвис частенько задавал себе вопрос, действительно ли Аутсайдер, с силой швырнув Эйнштейна о стенку детской, счел ретривера мертвым. Или же Аутсайдер в тот самый момент, когда жизнь ретривера находилась в его руках, покопался в своей душе и отыскал каплю милосердия, которую создатели монстра в него явно не закладывали, но которая так или иначе там оказалась. Вероятно, Аутсайдер вспомнил единственное удовольствие, которое они с собакой делили в лаборатории: мультфильмы. Вспомнив это, он открыл в себе, наверное впервые в жизни, смутную возможность стать подобным другим живым существам. А увидев себя таким же, как и все остальные, быть может, он, вопреки ожиданиям, не смог спокойно убить Эйнштейна. Ведь он мог легко выпотрошить пса одним движением когтистой лапы.

И хотя Эйнштейн стал хромать, он избавился от татуировки в ухе – спасибо Джиму Кину. Теперь никто никогда в жизни не сможет доказать, что Эйнштейн некогда был подопытной собакой из «Банодайна», – и он по-прежнему при желании мог отлично изображать из себя «глупого пса».

Время от времени в ходе бурного празднования трехлетия маленького Джимми Минни смотрела на супруга и своих отпрысков с очаровательным недоумением, удивляясь их поведению и проделкам. И хотя ей никогда не удавалось до конца понять своих щенков, еще ни одна мать не получала и половины той любви, которую дарили Минни те, кому она дала жизнь. Она охраняла их, а они охраняли ее – ангелы-хранители друг друга.

И уже на закате этого хорошего дня, когда гости разъехались, маленький Джимми заснул в своей комнате, когда Минни со своими отпрысками уже устроились на ночь, Эйнштейн, Трэвис и Нора собрались в кладовке возле кухни.

Машины с педалями для извлечения фишек скребла больше не было. Ее заменил стоявший на полу компьютер IBM. Взяв в зубы стило, Эйнштейн принялся стучать по клавиатуре. На экране появилось сообщение:

ОНИ БЫСТРО РАСТУТ.

– Да, очень быстро, – сказала Нора. – Твои быстрее, чем наши.

ОДНАЖДЫ ОНИ БУДУТ ВЕЗДЕ.

– Однажды, в свое время, будет столько пометов, – произнес Трэвис, – что они распространятся по всему миру.

ТАК ДАЛЕКО ОТ МЕНЯ. ТАК ГРУСТНО.

– Да, очень грустно, – согласилась Нора. – Но рано или поздно все птенцы покидают родное гнездо.

А КОГДА МЕНЯ НЕ БУДЕТ?

– Что ты этим хочешь сказать? – спросил Трэвис, взъерошив псу шерсть.

ОНИ БУДУТ МЕНЯ ПОМНИТЬ?

– Ну конечно, мохнатая морда. – Опустившись на колени, Нора обняла Эйнштейна. – Пока существуют собаки и пока существуют люди, способные с ними гулять, они будут тебя помнить.

Если мне повезет и я доживу до того преклонного возраста, когда мой гардероб будет состоять исключительно из банных халатов, растянутых спортивных костюмов, меховых тапочек и памперсов для взрослых, и если мне повезет продолжать писать романы на закате жизни, то читатели, вероятно, будут присылать мне письма, где, в сущности, говорится: «Мне нравится ваша новая книга, но история, которую вы написали еще в щенячьем возрасте, – „Ангелы-хранители“ – лучшая вещь из всего, созданного вами». Я приеду подписывать книги в сопровождении сиделки и санитара: к капельнице с жидкими начо будет прицеплена слуховая трубка, а сам я буду щеголять в богато расшитом спортивном костюме, ослепительнее, чем у Элвиса в Лас-Вегасе. И когда читатели поздороваются со мной и получат подписанный экземпляр моего последнего шедевра, они попросят меня написать продолжение «Ангелов-хранителей». Я улыбнусь, пообещаю подумать об этом и, стараясь не пускать слюни, объясню, что продолжение можно писать только тогда, если оно будет не хуже первой книги, а я в это не верю.

Долгие годы после выхода в свет истории Эйнштейна, созданного путем генной инженерии золотистого ретривера с невероятно развитым интеллектом, и его друзей я задавал себе вопрос: смогу ли когда-нибудь написать книгу, которая лично меня устроила бы не меньше, чем эта? Когда я работаю над романом, то терзаюсь тайными сомнениями, на которые затем накатывают волны уверенности, на смену отчаянию приходит радость, хотя темных полос обычно всегда больше, чем светлых. Однако «Ангелы-хранители» приносили мне исключительно радость. Желание писать хорошо не может осуществиться без тяжелой работы, и «Ангелы-хранители» потребовали от меня не меньше часов за компьютером и не меньше усилий, чем любая другая моя книга. Но в данном случае все эти усилия доставляли мне огромное удовольствие, ведь я знал, что ухватился за уникальную идею, особый материал, а образы моих главных героев отличаются большей глубиной и теплотой, чем в любой другой книге, которую я уже успел написать. В течение многих дней я пребывал в состоянии, которое в психологии называется «потоковым»: в психическом состоянии, когда человек выходит за рамки своих предельных возможностей, демонстрируя более высокую скорость, беглость и изящество. Нечто подобное имеют в виду спортсмены, когда говорят, что они в ударе.