Дин Кунц - Ангелы-хранители [litres]

Они купили сорок журналов – начиная с «Тайм» и «Лайф» и кончая женским глянцем типа «Макколлс» и «Редбук», – а также пятьдесят художественных и фотоальбомов, которые принесли в гостиную дома Трэвиса, где можно было разложить все это добро на полу. Они также положили на пол подушки, чтобы быть вровень с ретривером.

Эйнштейн с интересом наблюдал за приготовлениями.

Нора села на пол, спиной к виниловому дивану, сжала в руках голову Эйнштейна и, приблизив к нему лицо, буквально нос к носу, сказала:

– Ладно, а теперь, Эйнштейн, слушай меня внимательно. Мы хотим знать о тебе все: откуда ты взялся, почему ты намного умнее обычной собаки, кто напугал тебя в лесу в тот день, когда ты встретил Трэвиса, почему по ночам стоишь у окна, как будто чего-то боишься. Ну и вообще много всего. Но ведь ты не умеешь говорить, так? Не умеешь. И насколько нам известно, ты не умеешь читать. Но даже если ты и умеешь читать, то не умеешь писать. Поэтому, думаю, нам придется воспользоваться картинками.

Трэвис, сидевший рядом с Норой, заметил, что, пока она говорила, пес не сводил с нее внимательного взгляда. Эйнштейн, казалось, застыл. Хвост напряженно повис. Ретривер не только явно понимал все, что говорила ему Нора, но и, похоже, был буквально наэлектризован предстоящим экспериментом.

«Интересно, действительно ли эта псина все понимает? – спросил себя Трэвис. – Или я просто приписываю ей столь удивительные способности, потому что мне хочется в них верить?»

Людям свойственно очеловечивать своих домашних питомцев, приписывать животным человеческие чувства и помыслы. Ну а в случае Эйнштейна, реально демонстрировавшего незаурядные умственные способности, искушение отыскать более глубокий смысл в любом бессмысленном собачьем выверте, естественно, оказалось особенно сильным.

– Мы изучим все картинки, чтобы найти интересующие тебя вещи. Вещи, которые помогут нам понять, откуда ты появился и почему стал таким, какой есть. И всякий раз, как обнаружишь хоть что-нибудь, способное сложить эту головоломку, ты должен дать нам знать. Например, залаять, или поставить лапу на картинку, или повилять хвостом.

– Форменный дурдом, – покачал головой Трэвис.

– Эйнштейн, ты меня понимаешь? – спросила Нора.

Ретривер тихо тявкнул.

– Ничего не получится, – вздохнул Трэвис.

– Нет, получится, – стояла на своем Нора. – Он не умеет говорить, не умеет писать, но умеет показывать. Если он выберет с десяток картинок, возможно, мы сразу и не поймем, что они для него значат и как связаны с его прошлым, но со временем найдем способ свести концы с концами и узнаем, что он пытается нам сказать.

Ретривер, голову которого продолжала сжимать Нора, обиженно выкатил на Трэвиса глаза и снова тявкнул.

– Ну как, мы готовы? – спросила Нора, и Эйнштейн вильнул хвостом. – Хорошо. Тогда начинаем.

Итак, всю среду, четверг и пятницу они терпеливо, долгими часами, пролистывали горы печатных изданий, показывая Эйнштейну самые разные вещи – людей, деревья, цветы, собак, других животных, механизмы, городские улицы, проселочные дороги, автомобили, суда, самолеты, еду, рекламу самых различных продуктов – в надежде, что хоть что-то взволнует собаку. Однако проблема состояла в том, что Эйнштейна много чего волновало, увы, слишком много. Он бурно реагировал на сотню из тысячи показанных ему картинок: лаял, тявкал, тыкался носом, ставил лапу, вилял хвостом. Правда, его выбор лежал в столь широком диапазоне, что Трэвис не мог обнаружить в этом никакой системы, никакой возможности выявить ассоциативные связи, позволяющие сделать определенные выводы.

Эйнштейна заворожила реклама автомобиля, где машина, представленная в виде могучего тигра, была заперта в железной клетке. Правда, было не совсем ясно, что именно привлекло внимание Эйнштейна: то ли машина, то ли тигр. Эйнштейн также отреагировал на несколько компьютерных реклам: на рекламу собачьего корма «Алпо» и «Пурина дог чау», рекламу переносного кассетного стереомагнитофона, на картинки, где были изображены книжки, бабочки, попугай, одинокий заключенный в тюремной камере, четверо молодых людей, играющих с полосатым надувным мячом, Микки-Маус, скрипка, мужчина на беговой дорожке и многое-многое другое. Эйнштейн буквально влюбился в фотографию золотистого ретривера, такого же, как он сам, и страшно возбудился от картинки с кокер-спаниелем, но к остальным породам собак, как ни странно, не проявил особого интереса.

Но самой сильной – и самой озадачивающей – была его реакция на фотографию из журнальной статьи о выходе на широкий экран фильма киностудии «Двадцатый век Фокс». В фильме действовали различные сверхъестественные явления: призраки, полтергейсты и демоны, восставшие из ада. На снимке, который страшно возбудил Эйнштейна, было запечатлено появление демона с мощной челюстью, страшными клыками, горящими глазами. Существо было ничуть не ужаснее остальных персонажей фильма, там были и пострашнее, однако Эйнштейна впечатлил именно этот конкретный демон.

Ретривер залаял на фотографию. Он забился за диван, испуганно выглядывая оттуда, словно опасаясь, будто существо на фотографии может сойти с журнальной страницы и броситься на него. Увидев демона во второй раз, Эйнштейн угрожающе зарычал. И принялся безжалостно трепать лапой и рвать журнал, переворачивая страницы, пока наконец не закрыл его.

– Что такого особенного в этой картинке? – спросила Нора ретривера.

Эйнштейн смотрел на нее и слегка подрагивал.

Нора терпеливо открыла журнал на той же странице.

Эйнштейн снова его закрыл.

Нора опять открыла журнал.

Эйнштейн закрыл его в третий раз и, взяв в зубы, унес из комнаты.

Трэвис с Норой прошли за Эйнштейном на кухню, где обнаружили, что он направляется прямо к мусорному ведру с педалью. Эйнштейн поставил лапу на педаль, а когда крышка открылась, уронил журнал в ведро и отпустил педаль.

– Что бы это могло значить? – удивилась Нора.

– Полагаю, именно этот фильм он категорически не хочет смотреть.

– Ага, у нас появился собственный четвероногий, мохнатый кинокритик.

Это случилось в четверг днем. К вечеру пятницы отчаяние Трэвиса – и соответственно Эйнштейна – достигло критической массы.

Иногда Эйнштейн проявлял незаурядный интеллект, но иногда вел себя как самая обычная дворняга, и эти колебания от гениальности до непроходимой тупости могли буквально свести с ума любого, пытавшегося понять, откуда у собаки такие способности. Трэвис уже начал было подумывать о том, что лучший способ иметь дело с ретривером – воспринимать его таким, какой он есть, а именно быть готовым к его поразительным трюкам, но не ждать, что он будет демонстрировать их постоянно. Так что, скорее всего, тайна сверхъестественных умственных способностей Эйнштейна никогда не будет разгадана.