Дин Кунц - Ангелы-хранители [litres]

– Ну здравствуйте, здравствуйте, новобрачные!

– Дома, кроме вас, кто-нибудь есть? – спросил Трэвис, когда они вошли в просторную прихожую с мраморными полами.

– Кто-нибудь? Нет, я один.

По дороге сюда Нора успела рассказать Трэвису, что жена адвоката скончалась три года назад и теперь хозяйство ведет экономка Глэдис Мерфи.

– А миссис Мерфи? – уточнил Трэвис.

– Она отпросилась на весь день, – ответил адвокат, закрывая за ними дверь. – У вас расстроенный вид. Что, ради всего святого, случилось?

– Нам нужна помощь, – сказала Нора.

– Однако у каждого, кто нам помогает, могут возникнуть проблемы с законом, – предупредил Трэвис.

Гаррисон удивленно поднял брови:

– Что же вы такого натворили? Судя по вашему мрачному виду, я бы сказал, что вы похитили президента.

– Мы не сделали ничего плохого, – заверила его Нора.

– Нет, сделали, – возразил Трэвис. – И продолжаем это делать. Мы прячем собаку.

Гаррисон озадаченно уставился на ретривера.

Эйнштейн заскулил, жалобно и умилительно.

– И у меня в доме покойник, – добавил Трэвис.

Гаррисон перевел взгляд с собаки на Трэвиса:

– Покойник?

– Трэвис его не убивал, – поспешила вставить Нора.

Гаррисон снова посмотрел на Эйнштейна.

– И собака, естественно, тоже, – сказал Трэвис. – Но меня могут вызвать в качестве свидетеля дела и что-то вроде того. Это и к бабке не ходи.

– Хм… – задумчиво протянул Гаррисон. – Почему бы нам не пройти ко мне в кабинет и не уточнить обстоятельства дела?

Он провел их через огромную, скупо освещенную гостиную по короткому коридору в кабинет с тиковыми панелями на стенах и обшитым медью потолком.

Диван и кресла, обитые красно-коричневой кожей, были удобными и явно дорогими. На массивном письменном столе из лакированного тика стояла модель пятимачтовой шхуны с поднятыми парусами. Кабинет украшали предметы на морскую тематику: штурвал; латунный секстант; резной воловий рог, наполненный смазочным маслом, в котором лежали иглы для шитья парусов; шесть видов судовых фонарей; колокол рулевого и морские карты. Трэвис увидел фотографии мужчины и женщины на различных парусных судах, мужчиной на фото был Гаррисон.

На маленьком столике возле одного из кресел лежала открытая книга и стоял полупустой стакан скотча. Похоже, адвокат отдыхал, когда Нора с Трэвисом позвонили в дверь. Гаррисон предложил им выпить, и они оба ответили, что тоже не откажутся от скотча.

Оставив диван для Трэвиса с Норой, Эйнштейн занял второе кресло. Он не стал сворачиваться калачиком, а сел прямо, словно собираясь принять участие в разговоре.

Гаррисон отошел к угловому бару приготовить две порции «Чивас Ригал» со льдом. И хотя Нора не привыкла пить виски, она в два глотка осушила стакан и попросила еще, чем немало удивила Трэвиса. Решив, что Нора мыслит в правильном направлении, он отнес пустой стакан к бару, где Гаррисон уже наливал Норе новую порцию.

– Я хочу вам все рассказать и попросить о помощи, – произнес Трэвис. – Однако вы должны отчетливо понимать, что тем самым вы можете преступить закон.

Налив «Чивас», Гаррисон ответил:

– Вы рассуждаете, как дилетант. Как адвокат, могу вас уверить, что закон не имеет четкой черты, высеченной в мраморе, неподвижной и неизменной из века в век. Нет, закон скорее подобен струне, закрепленной с обоих концов, но с большой слабиной. Она очень слабо натянута, эта струна закона. Ты можешь тянуть ее и так и этак, выгибать ее дугой, и ты будешь практически всегда, если не считать, конечно, громкого ограбления или хладнокровного убийства, стопроцентно на правильной стороне. Такое тяжело принять, но это правда. Трэвис, вряд ли ваше признание приведет к тому, что моя старая задница окажется в тюремной камере.

Через полчаса Трэвис и Нора рассказали ему все об Эйнштейне. Для человека, которому всего несколько месяцев назад стукнул семьдесят один, этот седовласый адвокат обладал достаточно живым и критическим умом. Гаррисон задавал нужные вопросы и не пытался поднять Трэвиса на смех. После десятиминутной демонстрации уникальных способностей Эйнштейна адвокат не стал утверждать, что все это жульничество и вздор. Он полностью принял увиденное, пересмотрев свои представления о том, что нормально и что возможно в этом мире, и таким образом проявив куда бо́льшую сообразительность и гибкость ума, чем большинство мужчин вдвое моложе его.

Положив голову Эйнштейна себе на колени, адвокат почесал пса за ухом и сказал:

– Если вы обратитесь к средствам массовой информации, созовете пресс-конференцию, раструбите на весь мир об этой истории, то, вполне вероятно, сможете получить разрешение суда на опеку над собакой.

– А вы уверены, что это сработает? – спросила Нора.

– В лучшем случае шансы пятьдесят на пятьдесят, – признался Гаррисон.

– Нет, мы не можем так рисковать, – покачал головой Трэвис.

– Тогда что вы задумали? – спросил Гаррисон.

– Бежать, – ответил Трэвис. – Будем постоянно переезжать.

– И чего вы этим добьетесь?

– Эйнштейн останется на свободе.

Ретривер в знак согласия гавкнул.

– Останется на свободе… Но надолго ли? – хмыкнул Гаррисон.

Вскочив с дивана, Трэвис принялся расхаживать по комнате. Он был слишком взволнован, чтобы усидеть на месте.

– Они не успокоятся, – признался он. – По крайней мере на ближайшие несколько лет.

– Не надейтесь, – произнес адвокат.

– Согласен, нам наверняка придется туго, но это единственное, что мы можем сделать. Черта с два мы его отдадим. Эйнштейн смертельно боится лаборатории. А кроме того, он как-никак вернул меня к жизни…

– И спас меня от Стрека, – вставила Нора.

– Он свел нас вместе, – сказал Трэвис.

– Изменил нашу жизнь.

– И в корне изменил нас. Эйнштейн стал членом нашей семьи, как если бы он был нашим ребенком. – Трэвис поймал благодарный взгляд собаки, и у него ком встал в горле. – Мы будем драться за него, так же как он дрался за нас. Мы семья. Мы или будем жить вместе… или умрем вместе.

Гаррисон потрепал ретривера по спине:

– Но тебя будут искать не только люди из лаборатории. И не только полиция.

– Да, то, другое существо, – кивнул Трэвис.

Эйнштейн начал дрожать.

– Ну ладно тебе, успокойся, – погладил пса Гаррисон и, повернувшись к Трэвису, сказал: – Ну что, по-вашему, представляет собой это существо? Из вашего описания я что-то не слишком много понял.

– Кем бы он ни был, – заметил Трэвис, – это явно не Божье творение. Это творение человека. Что означает, он продукт какого-то исследования в области рекомбинантной ДНК. Бог его знает зачем. Бог его знает, о чем они думали, когда это делали, зачем им понадобилось создавать нечто подобное. Но они это сделали.