Виктор Лаваль - Подменыш [litres]

В комнате наступила странная тишина. Может быть, все размышляли о том, что следовало из слов Элис. Аполлон определенно об этом думал.

Никто не следил за ребенком .

У каждого в комнате имелись собственные горести, в которые они погрузились, и группа впала в задумчивое состояние, многие молча молились.

И тут в кармане Аполлона вновь загрохотал телефон, хотя звук был выключен, и он вскочил на ноги, огляделся по сторонам и страшно удивился, что никто не обратил на него внимания. Телефон снова ожил. И опять. Аполлон понял, что это не телефонный звонок, а серия сообщений, и посмотрел на Элис, которая погрузилась в какие-то дыхательные упражнения, глаза у нее были закрыты.

Продолжая на нее смотреть, Аполлон достал из кармана телефон, но держал его на ладони, у бедра. На экране одно за другим возникло четыре сообщения.

Уже нашел покупателя для книги!

Он хочет лично обсудить цену.

Сказал, что ты в церкви.

Займись продажей.

У Аполлона не было времени размышлять о том, как Патрис мог узнать, где он находится, он изучал комнату, пытаясь понять, кто из присутствовавших здесь людей является покупателем, и пожалел, что Патрис сам не занялся продажей. Но если Дана сказала Лилиан, чтобы та последила за Аполлоном и уберегла от самоубийства, Патрис мог попытаться сделать то же самое. К этому моменту встреча продолжалась уже пятьдесят пять минут. Через пять минут все будет закончено, и тогда он сможет ответить Патрису.

– Я видела свою дочь в компьютере.

Голос, предложение заставили всех в комнате вздрогнуть. Аполлон так удивился, что уронил телефон, и тот с громким стуком упал на экран. Аполлон быстро посмотрел на Элис, которая это заметила, бросила на него свирепый взгляд и повернулась, чтобы выяснить, кто произнес странные слова, но все это заняло не более пяти секунд.

– Я включила свой лэптоп, и она там была. Моя малышка. Ее фотография, в парке, вместе с бабушкой и дедушкой.

Женщина средних лет, которая сказала про страницу Выживших на Фейсбуке, именно она произнесла эту фразу. Она сидела через два места от Аполлона, но до сих пор он ее даже толком не рассмотрел. Женщина была настолько худой, что складывалось впечатление, будто она не ела целую вечность. Волосы собраны в небрежный конский хвост, вдоль лба, рта и глаз глубокие морщины, однако она могла быть моложе Аполлона. Лицо не старое, но искажено страданием. Она снова заговорила, повернувшись к Аполлону.

– Но я не знаю, кто сделал фотографию. – Казалось, она задавала вопрос именно ему.

Она засунула руку в карман, и часть людей в комнате инстинктивно напряглись, словно женщина собралась достать пистолет. Но вместо этого она вытащила листок бумаги, смятый в шарик.

Отец Хаген бросил быстрый взгляд на Аполлона и повернулся к женщине. Когда он заговорил, его голос звучал совершенно спокойно, почти небрежно. Как у человека, привыкшего иметь дело с неуравновешенными людьми.

– Однажды я открыл себе аккаунт в Gmail, – сказал отец Хаген, – и увидел объявление, заполнившее всю страницу. В нем ко мне обращались по имени. Там говорилось: «Джим, мы считаем, что вы достойны отпуска в Коста-Рике». Я удивился, откуда они узнали, что я люблю, чтобы меня называли Джимом, потому что мое первое имя Фрэнсис. А Джеймс – второе.

Женщина повернула голову от Аполлона к отцу Хагену, на лице у нее появилось недоумение, словно отец Хаген произнес что-то очень странное, и расправила листок бумаги, который больше походил на кусочек тряпки.

– Фотография была сделана с противоположной стороны улицы, из окна дома, – тихо сказала женщина. – Она не стала показывать ее остальным – но сама смотрела на снимок. – Кто бы стал фотографировать мою дочь оттуда? Мы даже не живем напротив парка. Мои мама и папа водили ее туда играть.

Аполлон почувствовал, как его начала бить дрожь. У него возникло ощущение, что движения тех, кто находился в комнате, замедлились, словно весь мир стал притормаживать. Элис, Джулиан, отец Хаген и все остальные – неужели они смотрят на него, или ему это только кажется?

– Есть и еще фотографии, – продолжала женщина. – Снятые в разных местах и в другое время, но всякий раз, когда я пыталась показать одну из них Гэри, они исчезали. Удалены. Кто-то стирал их из моей электронной почты. Кто мог такое делать? Я решила распечатать фотографию сразу, как только она появилась. И это единственное доказательство, которое у меня есть.

Она наклонилась вперед, не сводя взгляда с фотографии, словно собиралась в нее нырнуть.

– Но когда я смотрю на нее достаточно долго, то понимаю кое-что еще. Девочка на фотографии – не моя дочь. Это не Моника.

Отец Хаген подошел к ней, положил руку на плечо сидевшего рядом мужчины и жестом показал, чтобы тот уступил ему место, но не стал прикасаться к женщине. Он сел на освободившийся стул и заговорил с ней так тихо, что Аполлон не смог разобрать слов.

– Я рассказала все Гэри, и знаете, что он мне ответил? – Женщина оторвалась от листа бумаги и снова посмотрела на Аполлона. – Он сказал, чтобы я начала принимать лекарства. Они забрали мою дочь, а он назвал меня безумной сукой.

Аполлон понял, что должен немедленно выйти из комнаты. Нажать на кнопку катапультирования. Ему казалось, что он задыхается. Он потянулся к телефону, но ему пришлось шарить рукой вслепую, потому что он не мог отвести взгляда от продолжавшей смотреть на него женщины.

– Мне пришлось самой искать помощь, – сказала она. – Стоит ли удивляться, что я нашла ее у других матерей. Мудрых женщин. Кэл объяснила мне, как вернуть дочь. Кэл сказала, что делать. – Она наклонилась вперед и заговорила тише: – Только я не знаю, смогу ли справиться.

Аполлон встал и указал на женщину.

– Она собирается убить своего ребенка, – сказал он.

Отец Хаген посмотрел на него.

Теперь Аполлон наставил палец на священника.

– Если вы не сообщите о ней в полицию, она вернется домой и убьет своего ребенка. И вы не сможете сказать, что на этот раз ничего не знали.

В его словах была сила откровения. Он больше не мог оставаться в этом помещении, в этой церкви, и решительно направился к двери. Женщина у него за спиной зарыдала.

– Это не ребенок, – пробормотала она.

– Не заставляйте меня за вами бегать!

Аполлон несся по кварталу, как городская крыса. Он не оглядывался, пока не добрался до Амстердам-авеню. Дальше на восток он бежать не мог. Остров Манхэттен закончился. За рекой Харлем начинался Бронкс. Казалось, будто весь район съежился под огромным, бескрайним вечерним небом, и высотные дома стали какими-то причудливыми. Интересно, сможет ли он переплыть реку?

– Не заставляйте меня вас преследовать!