Майкл Смит - Ханна Грин и ее невыносимо обыденное существование [litres]

Слова Дьявола разнеслись по лесу, но никого не задели. После долгой презрительной паузы один из Стражей, до тех пор молчавший, внезапно приблизился к Дьяволу и промолвил:

– Нас собралось одиннадцать. Одного не хватает. Когда мы его призовем, то обретем полноту. Замкнем круг двенадцати. А ты отвергнут и одинок.

– Уходи, – добавил Закх; в жестоком нечеловеческом голосе слышалось глубокое удовлетворение – и скрытая угроза. – Уходи. Прячься. У нас еще есть мощь. Теперь мы как прилив.

Дьявол поглядел на Итра. Предательство ранит больнее, если в нем повинен близкий друг. Однако Итр не встретил его взгляда – тот самый Итр, чей яростный вопль в день изгнания сотряс планеты на противоположной стороне Галактики, сейчас походил на тень монаха-пустынника, героя страшилок, в которые больше никто не верит.

– Да, отверженные ангелы существуют, – огрызнулся Дьявол. – Но я не из них.

В нем бурлила такая ярость, что в пятнадцати милях отсюда отец троих детей, отправившийся в поход еще с двумя семьями, немедленно схватился за топор, которым рубил дрова для костра, чтобы поджарить мясо, и совершил целый ряд жутких злодейств, впоследствии вошедших в местный фольклор. Две головы так и не нашли.

Дьявол удалился, а Ветроцап заковылял следом.

Подгоняемый яростью, Дьявол прошагал целых две мили по лесистому склону и внезапно встал как вкопанный.

– Ну конечно же! – сказал он. – Ах ты, старый глупый бог!

Ветроцап так запыхался, что не мог говорить. Он замахал короткими ручонками, надеясь показать, что ему, знаменитому своей тупостью, требуются дальнейшие объяснения, если, конечно, босс соизволит до них снизойти, а если не соизволит, то тоже хорошо.

Выразить все это жестами было весьма затруднительно, и под конец Ветроцап медленно завалился на спину.

– Прилив, – негромко сказал дьявол. – Это слово прозвучало из горла человека в лесу. В том же контексте… Ветроцап, это все Закх. Ну, или один из них. А может, и все они вместе.

– Не понимаю, босс.

– Нам сейчас солгали. Они уже сговорились пойти против меня. Это они подстроили все так, чтобы Машина жертвоприношений не работала.

– И чего же они хотят, босс?

– Они собираются напасть на меня, чтобы заполучить мировое господство.

Кристен, не торопясь выходить из такси, смотрела на дом. Он выглядел таким же, как обычно. Естественно. Стив, разумеется, ничего не стал бы менять после ее ухода, еще и потому, что, хотя идей у него хватало, это она всегда говорила: «Ну давай-ка мы это сделаем».

Дом выглядел как обычно. Наверное, так оно и было. Но сейчас она смотрела на дом со стороны.

– Передайте мужу привет.

– Что, простите?

– Мужу привет, – повторил водитель, который, к облегчению Кристен, молчал всю дорогу от Сан-Хосе. – Я в прошлом году отвозил его в аэропорт, когда у него была встреча в Лос-Анджелесе. Очень приятный человек.

– Да, – сказала Кристен, не зная, что еще добавить, и лишь потом сообразила, что уже несколько минут сидит и смотрит на дом, а водителю наверняка не терпится высадить пассажирку и принять новый заказ.

Она вышла из такси, подождала, пока машина не скроется за углом, и подошла к двери.

Нажала кнопку звонка.

Никто не ответил.

Она снова позвонила в дверь, постояла, но на улице было холодно. А у Кристен был ключ. Официально она еще не развелась. Здесь жила ее дочь. И если совсем уж начистоту, именно Кристен выплачивала бо́льшую часть ипотеки.

Она открыла дверь.

Внутри дом тоже не изменился. Только в нем стало больше порядка. Кристен знала за собой привычку разбрасывать по дому вещи. Впрочем, когда ее в этом упрекали, объясняла, что ей эти вещи часто нужны, их проще оставлять там, где лежат, чем убирать, куда положено, – и вообще, ей некогда, она занята, и не надо создавать проблему на пустом месте.

При виде чисто убранных гостиной и кухни Кристен неожиданно поняла, что стороннему наблюдателю может показаться, будто из жизни обитателей этого дома исчез беспорядок.

А беспорядком была она сама.

Она сняла пальто. Поставила на конфорку чайник. Нашла банку растворимого кофе – Стив отказывался приобретать дорогую кофеварку, мотивируя это тем, что, когда он занят добычей словесной руды, поход за кофе-латте или американо все-таки создает некое подобие «образа жизни» и позволяет ненадолго оторваться от письменного стола. Кофе был другой марки – почему? – но банка стояла там же, где и всегда. За годы совместной жизни Стив довел до автоматизма привычку ставить кофе в строго определенное место. И Кристен тоже. А еще она автоматически ожидала, что и привычные люди останутся на привычных местах. И по жизни шла тоже словно бы на автомате, и в темноте, и с закрытыми глазами. Однако же, когда замечаешь это за собой, невольно задаешься вопросом, хорош ли такой автоматизм.

За прошедшие недели Кристен так и не нашла ответа.

Она оперлась о кухонный шкафчик, дожидаясь, когда закипит вода в чайнике. В изнеможении опустила голову. Кристен очень устала.

Тем временем фургон свернул на Хай-стрит. Хай-стрит была не главной улицей, как подразумевало ее название, а просто вела от шоссе к вершине холма на западной окраине города, где стоял дом Ханны.

Нэш сидел за рулем. На переднем пассажирском сиденье Джесси держал в руках телефон, чтобы экран был видел Нэшу. Эдуардо и Чекс тоже не дремали. Все не спали уже давно – во всяком случае, с тех пор, как добрались в Калифорнию. Нэш долго ждал, когда же появится новое сообщение, и раздумывал, как он его узнает. Как только они пересекли границу штата, телефон Нэша запикал. Сигнал уведомлял не об эсэмэсках или мейлах от клиентов Нэша в Майами, которым не терпелось узнать, куда подевался их обычно надежный поставщик наркоты, а о том, что включилось навигационное приложение, само собой, потому что к телефону никто не прикасался.

В центре экрана возникла точка. Запульсировала. Потом превратилась не в крошечный синий флажок, а в прямоугольник, переливающийся темным золотом, будто ларец с сокровищами.

Очень желанный ларец. Его хотелось заполучить. Перепродать. Или просто хранить.

Они направились к нему.

Кристен сидела на кухне и пила кофе. Поражалась своей хрупкости. Треть ее души осталась в Лондоне. Треть вернулась в Санта-Круз. А еще одна треть пребывала неизвестно где. Кристен подумала, что ее, наверное, надо бы отыскать. Может быть, именно эта треть понимала, что происходит в жизни Кристен.

Диван в гостиной прямо-таки манил к себе. Зазывал. Кристен знала, что диван удобный. Очень удобный. На нем можно посидеть и подождать. Хорошо бы.

Только она сразу уснет. В этом Кристен не сомневалась. А ей очень не хотелось, чтобы ее обнаружили спящей, растянувшейся на диване, приоткрыв рот и похрапывая. Особенно если ее появления не ожидали. Будет очень некрасиво. Неприлично.