Кортни Коул - Люмен

Я вздыхаю.

– Нужно возвращаться.

– Хорошо, – отвечает Дэр, в темноте его голос кажется особенно низким, и если бы я не знала наверняка, то подумала бы, что слышу в нем нотку разочарования.

Может, ему тоже хочется задержаться здесь подольше?

Он помогает мне подняться на ноги и придерживает меня рукой за локоть, пока мы идем по мокрым опилкам и отмели, направляясь к тропинке. Кажется, именно так ведут себя настоящие мужчины: открывают тяжелую дверь перед прекрасной дамой, подставляют ей стул. Наверное, так поступали средневековые рыцари и галантные джентльмены, и от этого все внизу моего живота готово вот-вот взорваться, потому что все кажется мне таким романтичным, таким знакомым, таким интимным.

Когда мы подходим к дому, Дэр убирает руку, и я моментально ощущаю нехватку его тепла.

Он смотрит на меня свысока: в его взгляде тысяча разных смыслов, которые я не могу до конца расшифровать, но мне очень хотелось бы.

– Спокойной ночи, Калла. Надеюсь, тебе немного лучше.

– Мне лучше, – бормочу я.

Поднимаясь по лестнице, я понимаю, что это действительно так.

Впервые за несколько долгих недель.

Дэр снова является ко мне во сне, и там он такой знакомый, от него исходит такой мощный заряд тепла, а его глаза так сияют, когда он смотрит на меня…

– Ты гораздо лучше, чем я того заслуживаю, – говорит он мне, и это пугает. Мне кажется, что все совсем наоборот.

Он, кажется, улавливает мою мысль и понимающе улыбается, так, словно я глубоко заблуждаюсь и однажды все же осознаю это. Когда я просыпаюсь, его тепло еще остается со мной.

Недели сменяют одна другую, и мне постепенно становится лучше. Тем временем мой брат чувствует себя только хуже.

С каждым днем он тонет все глубже, я же ощущаю себя более беспомощной, чем когда-либо прежде, мне уже не достать его со дна.

– Не хочешь поехать сегодня со мной и Дэром посмотреть «Айрдейл»? – предлагаю я ему одним дождливым утром.

Взгляд Финна направлен в окно, но наконец он обращает на меня внимание, оторвавшись от своего дневника.

– Нет, спасибо, – сухо отвечает он, – не хочу быть пятым колесом.

– Что ты, как ты мог такое подумать? – пытаюсь переубедить его я, но он даже не хочет слушать.

Поэтому я отправляюсь туда одна, вместе с Дэром.

– «Айрдейл» сел на мель в 1906 году, – рассказываю я ему, когда мы прогуливаемся по пляжу и вглядываемся в остатки старого корабля, возвышающиеся посреди тумана. Они напоминают кости какого-то древнего зверя или чудовища, дух которого давно покинул его бренное тело: корабль одновременно пустынный и величественный, монументальный и вместе с тем невероятный, – слава богу, тогда никто не погиб. На протяжении нескольких недель экипаж ждал подходящей погоды, чтобы спустить его обратно на воду, но судно намертво застряло в песке, поэтому они так и не смогли этого сделать. С тех пор корабль стоит на этом самом месте.

Мы останавливаемся напротив этой громады, вглядываясь в ее мачты и палубы, вырастающие из песка и возвышающиеся, кажется, до самых небес. Дэр протягивает руку и проводит кончиками пальцев по одной из его стен, спокойно и с благоговением.

Я нервно сглатываю.

– Здесь у школьников часто проходит обряд посвящения, – сообщаю я, – для этого нужно сбежать с уроков и прийти сюда вместе с друзьями.

Хотя зачем я об этом рассказываю, если у меня никогда не было друзей, кроме Финна?

– Значит, вы с Финном довольно часто здесь бывали? – интересуется Дэр, словно прочитав мои мысли, и в его вопросе нет ни капли высокомерия, лишь чистое любопытство.

Я киваю:

– Ага. Мы брали кофе и приходили сюда, чтобы просто посидеть на побережье. Это был отличный способ убить время.

– Так покажи мне. – Дэр берет меня за руку и тянет в ту часть пляжа, где совсем никого нет.

Мы сидим на влажном песке и смотрим сквозь бреши в остатках старого корабля на такой далекий, такой близкий океан. Смотрим туда, где вздымаются волны, а затем всем своим весом обрушиваются вниз, снова сливаясь с безбрежной водной массой. Туда, где петлями кружат в воздухе чайки.

– Должно быть, это было хорошее место, чтобы взрослеть, наслаждаться беззаботностью подросткового периода, – замечает Дэр, уставившись на линию горизонта.

Я киваю:

– Ага. Мне не на что жаловаться. Свежий воздух и много воды… Я думаю, могло бы быть лучше только в том случае, если бы я выросла не в похоронном бюро, а в каком-нибудь другом доме.

Я смеюсь над собственными словами, но Дэр смотрит на меня очень серьезно.

– Это и правда было так тяжело? – спрашивает он сосредоточенно и с любопытством.

Я замолкаю. Потому что и правда, было ли это на самом деле тяжело? Действительно ли во всем виноват тот факт, что я выросла в доме при похоронном бюро? Или причина в том, что мой брат страдает ментальным расстройством, из-за чего мы оба стали отшельниками среди одноклассников?

В ответ я пожимаю плечами:

– Я не знаю. Думаю, повлияло все сразу.

Дэр покачивает головой, как бы принимая мой ответ, потому что иногда просто жизнь складывается таким образом, что все накладывается одно на другое. Это будто сложнейший пазл, состоящий из миллиона частей, и если один элемент не подходит, то все остальные уже никогда не помогут собрать полноценную картину.

– Ты никогда не думала о том, что было бы хорошо уехать отсюда? – спрашивает он меня спустя несколько минут. – Я о том, что сейчас это особенно вовремя. Думаю, тебе полезно взять передышку от этого всего… от всех этих смертей. Это пошло бы на пользу тебе и твоему здоровью.

Я сглатываю тяжелый ком, подступивший к горлу, потому что совершенно очевидно, что в течение многих лет это было моей навязчивой идеей. Жить где-то в другом месте, подальше от похоронного бюро. Но здесь я вместе с Финном, и не могу оставить его одного. А теперь, когда наступило наше время отправляться в колледж, мой брат хочет поехать туда без меня.

– Ну, этой осенью я уеду учиться в колледж, – напоминаю я ему, умолчав обо всем остальном.

– Ах да, точно, – произносит он, отклоняясь назад и прижавшись спиной к потрескавшемуся краю корабля. – Ты хочешь туда ехать? Я имею в виду, после всего, что тебе пришлось пережить?

«После того, как умерла твоя мама» , – должно быть, хочет сказать он.

– Я должна этого хотеть, – отвечаю я, – жизнь не прекращается, даже когда умирает кто-то очень близкий. Это одна из тех вещей, которым меня научило похоронное бюро. – В моей же голове крутится мысль о том, что моя мама умерла, а жизнь все равно идет своим чередом.

Дэр снова качает головой.

– Да, я думаю, ты права. Но иногда я ловлю себя на мысли, что мне хотелось бы, чтобы мир немного притормозил. Я хочу сказать… да, я продолжаю жить дальше. Но когда моя мама умерла, мне это казалось очень несправедливым, но все вокруг вели себя так, будто ничего не произошло. Двери магазинов были, как и прежде, открыты для покупателей, они, как обычно, торговали всякой ерундой, самолеты продолжали летать, а корабли – выходить в море… Все выглядело так, будто я был единственным во всем мире, кто жалел о потере одного замечательного человека. – Его чувствительность оказывается на виду, и это затрагивает мою душу так глубоко, что я даже не догадывалась, что могу так сердечно сочувствовать кому-то.