Юрий Литвин - Stiffen corpses: Жизнь и работа коченеющих трупов [СИ]

Скабичевский моментально затесался в эту милую компанию, был обцелован и уже через пару минут был со всеми на «ты», что его совсем не смущало.

Я остановился у дальней стены и молча, ждал, когда кто-нибудь обратит на меня свое драгоценное внимание. Первым это сделал Блумен, который тут же засуетился и сделал попытку зачем-то натянуть валявшуюся на столе рядом с кастрюлей синюю адидасовскую куртку, но зацепился рукавом за ручку и остатки супа украсили стену.

— Мы… Я тут за книжками пришел… — пояснил он.

— Угу, — кивнул я.

— И ребята со мной, за компанию. Вот, погляди, что тут у меня…

Он протянул мне потрепанную книжицу, с разорванной пополам обложкой, но посмотреть ее мне не удалось, а если честно, то не сильно и хотелось, потому что изнутри выпала зеленая закладка с яркой надписью «1 доллар». Хэнгмен моментально нагнулся, подобрав ее со словами:

— Копеечка рупь бережет, — а его лихие друзья и братья, видя, что трапеза подошла к концу и продолжения не предвидится, тут же полезли в окно наружу. И Блумен тоже последовал за ними, бормоча под нос что-то еще.

Я увидел, что они скатились в Лихорадочную Поросль, а оттуда уже медленно двигались наперехват Зомби — ІІ, Ш, Зомби — Валик и пара Непредастов.

«Не успеют», — подумал я и прикрыл окно. На улице вовсю лил дождь, и было совсем фригидно.

На улице все также шел дождь, и было все также фригидно. В двери снова стучали, негромко, но настойчиво.

«Ну кого еще там…» — едва успел подумать я, как Эдсон закричал:

— Джозеф, гномы пришли!

«Ну вот, сейчас снова начнется!» — подумалось мне, эта ситуация уже стала откровенно меня напрягать. Пока мне это думалось, группа гномов чинно вошла в помещение и удобно в нем расположившись принялись кривляться, аля Чукки-Юзик, что было их коронным номером и ужасно нравилось всем, кроме разумеется Чукки и Юзика. Но пока на мне Маска Джокера, можно и потерпеть.

Они тянули писклявыми голосами и смешно размахивали маленькими конечностями. Тут же захотелось их всех раздавить, но я сдержался.

— Вот, Юзик, вот любовь, да? Дружба? Да?

— Нет!

— Ха-ха-ха!

— Я на паровоз не успею!

— По ху…

— Ха-ха-ха…

— Оставь покурить, Чукки! Мэни-мэни…

— Ой, смотрите, Хэнгмен!

Один из артистов натянул на голову капюшон с дырками для глаз и стал делать вид, что мастурбирует.

Сентиментальный Эдсон тут же сказал:

— Фу!

А мне представление начало нравиться. Тем более, что тут же гном, изображающий Эдсона с декоративным черепом вместо головы пропищал:

— Фу-фу! — и свалился в обморок.

Настоящий Эдсон моментально обиделся и пригрозил:

— Если не перестанете, Семеросъежку позову!

Сия угроза возымела действие. Гномы испуганно умолкли, но противный Джокер в моем лице нагло заявил:

— Пусть продолжают, Барин забавляться желает! — и стал изображать барина. А именно: выпучил живот, надул щеки, и увалился на соломенную подстилку чуть не раздавив зазевавшегося артиста.

Недовольный таким развитием событий Эдсон негромко пробурчал что-то насчет пьяной обезьяны и свихнувшегося барина, но я не расслышал, тем более, что Скабичевский скомандовал:

— Продолжайте! — и представление продолжилось. Теперь гномы изображали Хэнгменов, и это всем пришлось по душе. Один из них в крохотной адидасовской курточке стал разбрасывать по полу маленькие билетики, а другой в балахоне стал ловить их и причитать:

— Денежки счет любят…

Другие с раскрашенными мордочками собрались в кучу и закричав:

— Смотрите, Хэнгмены чморятся! — накинулись на первых двух и стали смешно их лупить и пинать. Особенно старался маленький Эдсон.

Но большому отчего-то было нерадостно, и он снова ушел на улицу курить. Наверное, снова вспомнил про менингит.

В это время гномы сменили пластинку. Один из них покатил по полу пивную бутылку и стал пьяно орать:

— Пейте гости дорогие, за все уплочено!

А остальные заорав:

— Горько! — принялись целоваться с любвеобильным Катом Скабичевским, на ходу расстегивая маленькие ширинки. Скабичевский вырвался и тоже ушел курить вслед за Эдсоном, хотя и не курил.

В целом мне понравилось представление и я, поднявшись со своего ложа, отдал гномам едва начатую половинку черного хлеба и они, вкатившись всей оравой на солому принялись запихиваться хлебными крошками, болтать, а насытившись моментально уснули.

А вот мне не спалось. Я вспомнил, как когда-то мы с Чукки Коротали Время и предложил сыграть в стихотворную игру. Эдсону и Кату, которые как раз вернулись с улицы.

Все равно ведь делать пока нечего. Прилетит Сторож, не прилетит. Да и погода совсем не для полетов. Объяснил правила. Простейшие, сложные и предлагать не стал. Говорю:

— Начинаю фразу, а вы в рифму заканчивайте. Чтоб смешно только было.

Согласитесь, какая, ни какая, а для ума гимнастика.

Эдсон поглядел на меня недоверчиво:

— Нас, что ли двое на одного?

— Ну.

— Мало нас, надо еще кого-то…

— Я пас, — отозвалась Сушеная Голова, — Хррр… — это типа, спит.

— Может Мельника позвать? — предложил Джокер, хитро прищуриваясь, и роняя себе в руку металлический кружок из глаза.

— Нет, вдвоем! — рубанул, сгустившийся в ангаре аммиак, костлявой рукой титр.

— Чудесно! — воскликнул я, — поехали! Раз пошел со мной в наряд…

— Ассирийский яйцеклад, — тут же отозвался Скабичевский. Джокер озадачился.

— А кто это?

— Тю, — раздулся от гордости, тем, что поставил в тупик самого Твин Ли Кат, — это зверь такой. Из этого… Заовражья. Вот.

Он схватил карандаш и быстренько изобразил на стене половинку куриного яйца на тоненьких ножках и с парой круглых выразительных глазок поверх скорлупы.

— И делают они что? — я действительно был слегка озадачен. Конечно, в Заоовражье, что угодно может водиться, но как-то оно все-таки…

— Размножаются, — авторитетно сообщил Кат и предложил, — Продолжим? Теперь мы начинаем!

— Валяй, — Джокер одел и снял шапочку с бубенцами. Они тихонько звякнули.

— Подписал четвертый лист…

— Звезданутый Джудас Прист. Это просто, — зевнув отозвался я, — Ловите. Самый страшный из людей…

— Это пидор Площадей! — угрюмо отозвался Эдсон.

— Чего это он пидор? — поинтересовался я, — ты что проверял?

Титр насупился:

— Просто в рифму пришлось…

— Смотри мне. Расскажу Греку, он тебе сам знаешь…

Грек Площадей был известен тем, что уже неоднократно переплывал Стикс, причем туда и обратно, и при этом неоднократно совал туда руку. И ничего. Представляете? За это его и уважали. Его даже Прототавра не трогала.

— Так, парни, попытка не засчитана. Продолжим. Ну-ка, вот вам. Всех вас купит и продаст…