Алексей Грашин - Кошки не всегда молчат

– Перебесится и вернётся, – сказал отец про Ирму за ужином. – Каждый может сорваться. Наша задача сейчас – быть мудрыми и спокойными. Правильно, дочь?

Рике кивнула, хотя и не была уверена, хочет ли она возвращения мачехи.

– Чёрт-те что творится, – продолжал тем временем Ларс. – Из тюрем взялись выпускать всех подряд!.. В порту народ перессорился, кто говорит, что «волки» спасают страну, другие считают, что они заигрались в опасные игры. Все уже сами волками смотрят. Подозревают друг друга, чуть ли не предателей ищут.

– А ты как думаешь, пап?

– Если те, кто затеял это дело, не понимают, что натворили, то они идиоты, Ри. А если понимают – то уже преступники. Ведь они стравливают людей между собой, дочь, а такие вещи бесследно не проходят.

– Пап, слушай, – наконец, решилась Рике. – Помнишь, когда Улле потерялся? Хочу рассказать кое-что. Что мне помогло его найти.

– Ну, – промычал отец, жуя.

– Я когда его собралась искать, на телефоне высветился маршрут. Я по нему его и нашла.

– Подожди, – Ларс взял со стола сотовый дочери. – У тебя на телефоне? Как в навигаторе?

– Ну да.

– Ничего себе! Ты хоть понимаешь, что Улле тогда не случайно потерялся? Кто-то подстроил эту ситуацию! – Ларс потыкал пальцем в экран, и положил трубку Рике обратно. – Ты почему же молчала?

– Пап, ну, я думала, что вдруг это магия. Может, госпожа Лунд помогает. Помнишь, ещё у тебя спрашивала про колдовство?

– Постой, постой! – Ларс хлопнул ладонью по столу. – Ведь ты нашла Улафа во дворе этой Илзе? Почему я сразу не сообразил?

– Вот, я и думала, что это знак!..

– Какой знак, дочь? Чем эта женщина тебе запудрила мозги? Тут есть только один верный знак – надо звонить в полицию!..

– Подожди, – вскочила Рике. – Она же очень больна! Зачем полиция? Ты что?

– Хм, – поостыл Ларс. – Ну да. Мне она показалась хорошей женщиной. Но это же всё объясняет. Она заболела, в голове у неё помутилось – вот и пыталась тебя втянуть во что-то. Хорошо хоть вы не успели влезть в реальные неприятности. Нет, Ри, тут надо разобраться. Давай сегодня не будем пороть горячку, а завтра я приду пораньше, и мы к ней вместе сходим. Вопрос нешуточный.

У Рике немного отлегло от сердца.

– Давай. Кстати, помнишь, ты говорил, что Ирма куда-то убрала старые фотоальбомы? Поищем их сейчас?

– Легко. Кажется, я даже знаю, где они.

После ужина отец залез на табурет, и зашарил по антресолям у входной двери.

– Вот они, все здесь, – он торжествующе сгрузил на руки дочери с десяток разнокалиберных альбомов. – Можем сейчас как раз сесть и посмотреть.

Разглядывая фотки с дедом и бабушкой, Рике вновь ощутила тягостное чувство внизу живота – словно внутри ворочался плотный противный комок. Господи, что же это такое-то?

Всё изменилось, и совсем не так, как представлял себе Валид.

В своих мечтах он становился всесильным хозяином целого района, а то и всего города. Чёрная повязка на лбу и борода, как символ власти, подкрепленные висящим на груди автоматом. Множество преданных последователей, готовых повиноваться каждому его приказу. Любые женщины на выбор – как и положено крупному полевому командиру.

И, конечно, он смог бы взрывать дома – где и когда захотел.

Но бездарные глупцы все испортили. Напали, когда у движения не было ещё достаточно сил: ни поддержки, ни одобрения они не получили.

Теперь Валид, который был ни сном, ни духом к бездарной акции боевиков, прячется в подвале у соседей, потому что отец решил, будто его причислят к сочувствующим калифату. А ведь и правда могут. В «Макрональдсе» люди видели, как он разговаривал с боевиками. И вместе с имамом его видели…

Лучшим выходом было бы уехать в Сведен, где позиции шариан, наоборот, стали сильнее после терактов – местные мигранты сами вычислили и повязали «чёрных», не дав им развязать бойню и настроить против себя население. Валид предлагал отцу такой вариант, но старый осторожный араб рассудил иначе:

– Давайте не будем суетиться и переждем эти времена спокойно. А ты, сын, пока укроешься у наших друзей.

Укрыться было правильным решением – например, Валид точно знал, что братья Олафсены вступили в «Лесные Волки», и не сомневался, что при первой встрече бывшие дружки сдадут его в полицию.

Валид залез на стул и тоскливо посмотрел сквозь давно немытое подвальное оконце на свой дом на той стороне улицы. Приятели разбежались, попрятались, как крысы. А он сидит под домом у друзей отца, босна Имрана и его жены Дужицы, бежавших из Сребнии в девяностых. Сидит, будто он сам калиф крыс.

Дверь их дома открылась, и на улицу выскочила Фарида. Родители сказали ей, что старший брат уехал учиться в Сведен, и Фарида уже нарисовала ему две смешных открытки со смайликами и сердечками. Имран принес их вчера вечером, вместе с ужином.

– Ничего, – сказал хозяин дома, глядя, как вздыхает Валид над тарелкой. – Зато ты в безопасности. Подожди пару месяцев – всё уляжется, и спокойно объявишься. В Сребнии во время войны люди годами прятались, так что ты ещё в выигрышном положении.

Валид опять посмотрел в оконце. Фарида стукала резиновым мячиком о мокрый после дождя тротуар, только брызги летели. Со стороны дома Имрана подъехала и припарковалась белая «ауди», закрыв Валиду обзор. Кто-то вылез, перешёл улицу, вернулся, сел в машину. «Ауди» уехала. Фариды перед домом уже не было.

– Представляешь, лежит такая туша серого цвета, размером с небольшую скалу, – оживлённо рассказывал Ленц после четвёртой рюмки прекрасного киршвассера, который он привез с собой. – Абсолютно сливается со скалой. За тыщу лет оброс налётом, чуть ли не мхом. Холодный, как камень. Не дышит.

Фауль вертел в руках золотой кругляш. Ленц подарил ему чешуйку дракона «на память о нашей дружбе». Пластинка была очень лёгкой, но в ней чувствовалась стальная крепость.

– Мы сначала побаивались его трогать. Но потом осмелели. Его можно двигать, катать, ворочать. Зверю все равно. Вот. А на полу пещеры, под ногами что-то позвякивает. Оказывается, с него всё время чешуя потихоньку отслаивается, а новая нарастает. Фон Кляйн поднял одну чешуйку, потер рукавом: смотрите! А она золотая, Сюльве. Майн Готт! Получается, если зверюгу почистить – он золотом будет гореть! Но мы, конечно, не стали пока.

– Сколько ж он весит? – спросил обермайор, подливая в рюмки. Ленц определенно знал толк в напитках. Крепостью киршвассер не уступал шнапсу или аквавиту, а на вкус был, как вишнёвая вода.

– Тонн двенадцать, по нашим прикидкам. Бирге сказала, он еще детёныш, лет сто ему было, когда уснул. – При упоминании Бирге штурмбанфюрер взглянул наверх, где сидела заплаканная Гудрун.

Они оба, конечно, опешили, когда Ленц ввалился в дверь, как обычно, без стука. Но, как только эсэсман принялся раздеваться, отряхивая снег, девчонка бочком подобралась к нему и тоненьким голоском поинтересовалась: