Алексей Грашин - Кошки не всегда молчат

Несколько минут они переминались с ноги на ногу, ожидая, пока наполнится миска. Гудрун придерживала кошку за голову, чтобы кровь не разбрызгивалась в стороны.

– Достаточно, – прошептала она.

Магрит сняла петлю с крюка и швырнула кошку в угол. Гудрун присела, и макнула пальцы левой руки в кровь.

– Повторяйте за мной, – властно сказала старуха. Испачканными кровью пальцами она провела вертикальную линию меж грудей Хильды – сверху вниз. Девушка вздрогнула. – Отрекаюсь от света!

– Отрекаюсь от света! – повторили Уна и Хильда. Фрита снова поежилась. Она уже прошла эту процедуру – около года назад, но её до сих пор знобило даже при воспоминании.

– Отдаю себя во власть Тьмы! – и Гудрун провела по животу Хильды вторую черту. Получился перевёрнутый крестианский крест.

– Отдаю себя во власть Тьмы!

Гудрун повернулась к Уне и снова макнула пальцы в миску.

– Теперь я – твоя собственность, Повелитель!

– Теперь я – твоя собственность, Повелитель…

– Отныне и навсегда!

– Отныне и навсегда!..

За ширмой кто-то страшно захрипел. Хоть Фрита и знала, что (скорее, кто) находится там, её всё равно чуть не хватил инфаркт. Девушки же, бывшие в неведении, выглядели, будто при последнем издыхании. Уна начала закатывать глаза, намереваясь хлопнуться в обморок. Но Гудрун среагировала быстро и жёстко, одной рукой выкрутив девчонке сосок, а второй влепив ей звонкую пощёчину. Глаза Уны распахнулись, словно две маленьких луны.

– Спокойно, – прошипела Гудрун, – спокойно… Вот так.

Её движения и даже осанка изменились. Сейчас она выглядела, как женщина не старше пятидесяти. Гудрун прошла к ширме и убрала её в сторону.

– Вот кто у нас здесь, – почти пропела она.

На медицинской кушетке, прикрытый до груди одеялом, лежал очень старый, бледный и измождённый человек. Глубоко запавшие глаза смотрели на женщин с лысого, покрытого пигментными пятнами черепа.

– Дай, – прохрипел этот живой труп.

Гудрун взяла двумя руками миску с кошачьей кровью и поднесла к его рту. Фрита видела, как задвигался кадык на тощем горле. С хлюпаньем опорожнив посудину, жуткий старик громко рыгнул.

На глазах у женщин в него возвращалась жизнь. Кожа порозовела, глаза заблестели. Он приподнялся на локте, рассматривая девушек с неожиданным интересом.

– Которая? – спросил он у Гудрун.

– Думаю, Хильда покрепче будет, – ответила старуха и поманила девушку пальцем. – Пора доказать свою верность Повелителю.

Хильда медленно подошла. Гудрун откинула одеяло. Старик был совершенно голый, как и женщины в комнате. В его чреслах набухал жизнью бледный червь.

– Давай, верни Хозяина к жизни, – Гудрун грубо толкнула Хильду в спину.

Разошлись далеко за полночь. Фрита была переполнена звуками звериного совокупления, болью в исцарапанной спине и искусанной груди, затхлым привкусом во рту, унижением и страхом. Она едва удержалась, чтоб не выблевать все это на мостовую, сразу, как вышла на улицу. Но хуже всего был хруст костей дохлой кошки. Хозяин принялся пожирать её сырой, едва удовлетворил свою отвратительную похоть. Этот мерзкий звук стоял в ушах Фриты до самого утра.

Город после недавних беспорядков затих, словно затаился. Туристический сезон кончился, и приезжих почти не было. Тролльхавенцы же предпочитали сидеть по домам. Чуть ли не каждый день лил дождь.

Новости муссировали зверства Остланда в Ближнестане. Кровавый режим тирана при поддержке остландких оккупантов брал город за городом. Они бомбили больницы и школы. Повстанцы отступали. Отец Рике с усмешкой говорил, что всё это враньё. Повстанцы – на самом деле бандиты, пачками убивающие мирных жителей, а осси помогают законной власти восстановить порядок. Разбомбленные школы и трупы детей снимают в соседней стране с привлечением массовки. Он даже показал дочери ролик в сети, где «убитые» дети, залитые «кровью», после съемки вскакивают, весело смеясь.

В Атлантисе близились президентские выборы. Соперничали миллиардер Траст, развязный мужлан, и афроамериканка, сенатор Блондализа Лайз. Если победит госпожа Лайз, то она станет первой чернокожей женщиной – президентом Атлантиса. Госпожа Лайз была очень приятной на вид, и Рике искренне ей симпатизировала. Блондализу в семье еще поддерживала Ирма, а симпатии Ларса Тьоре были на стороне Траста. Отец говорил, что Лайз – популистка и врунья, а Траст, хоть и тоже не дурак приврать, зато человек дела.

Рике рассказала подругам в школе про знакомство с Тормундом. А потом, смущённо – про Симона. Девчонки похихикали над её переживаниями, делая большие глаза.

– Надо же, наша недотрога знакомится с мальчиками!

Тем неожиданней был вопрос, заданный Грете на следующий день.

– Слушай, Ри, – заговорщицки наклонилась она к подружке, – а этот Симон, он не норвег?

Подруги сидели за своими партами, до начала урока оставалась еще пара минут. Кирс навострила уши и придвинулась поближе.

– Норвег, конечно, но еддей, – простодушно ответила Рике. – А что?

– Лучше бы ты с Тормундом замутила, – озабоченно сказала Грете. – А то эти еддеи скоро разбегутся из Нордланда, будешь еще переживать.

– Чего это они разбегутся?

– Сама узнаешь, – поджав губы, сказала Кирс. – Нечего им тут у нас делать. Они не любят Норвег, и не ассимилируются, мне так папа сказал. Значит, нечего им у нас делать.

– А мне брат сказал, что скоро их прищучат, – сверкнула глазами Грете.

– Вы что такое говорите! – возмутилась Рике.

– Ты бы лучше думала, что ты говоришь! – прошипела Грете. – Колдовство какое-то придумала, ауры, и вот еддеи теперь! Выделиться хочешь, что ли? Нечего высовываться!

Начался урок, и девочки отвернулись друг от друга. Кирс бросала на Рике косые взгляды, будто в чем-то сомневаясь.

После уроков Рике зашла за Улафом. Она обратила внимание, что давно уже не видит в садике Хельги.

– Хельга? Хельга у нас больше не работает, – сказала Анна Ларсен. – После того случая, когда Улле пропал, ты же помнишь.

Рике растерянно кивнула.

– Ну вот, после проверки её почти сразу и уволили, за халатность.

Взяв Улафа за руку, девочка вышла на улицу. На запястье брата болтались «умные» часы – Ларс купил их сразу после истории с пропажей мальчика. Теперь в любой момент все в семье могли узнать, где он.

Достав телефон, Рике попыталась послать Хельге вызов. «Абонент временно недоступен», – ласково проинформировал женский голос.

Когда пришел отец, Рике сидела в туалете, листая странички чужих «инстаграмов».

– Я дома! – крикнул Ларс Тьоре.

– Мы тоже! – отозвалась девочка. Она потянулась за туалетной бумагой, и обнаружила, что та кончилась. Изогнувшись, Рике заглянула в шкафчик над унитазом. Но и там было пусто.