Иван Белов - Заступа

— …исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресение мертвых, и жизни будущаго века. Аминь.

Размеренные слова молитв сливались в однообразное, убаюкивающее бормотание. Иона клюнул носом и провалился в царство Морфея. Перебдел человек. Рух нащупал комочек земли, примерился и зазвездил попу прямо в лоб. Батюшка вскинулся, подскочил, выкатывая глаза и готовясь сразиться с напавшими демонами. Бучила внимательно изучал фреску с полуголыми мужиками, спускавшимися к реке. Чего это они удумали, интересно бы знать. Или неинтересно…

Иона, обуреваемый стыдом за сон, поднялся, потер лицо и пошел по храму размахивая длинными руками. Посмотрел на Лукерью, послушал, одобрительно покивал и начал менять прогоревшие свечи. В мутной темноте поплыли вихрясь, синие восковые дымки.

Рух напрягся, уловив посторонний, вкрадчивый шум. К заунывному распеву Лукерьи исподволь примешивалось едва различимое царапанье и постукивание. Бучила облизнул пересохшие губы, винцо мигом выветрилось из головы, мышцы сжались, в левом виске противно затюкало. Звук шел откуда — то сверху, осторожный, таящийся и зловещий. Послышался шлепок прямо над головой, по крыше словно потащили мокрую, плесневелую тряпку. Рух сквозь дерево чуял запах тлена, прелых костей и земли. Сырое чавканье превратилось в притоптывание, будто ползущий встал на нетвердые ноги. Дранка на крыше пронзительно заскрипела, Иона выронил свечку и поднял голову. Скрип сменился хорошо различимым мерзким похлюпыванием. Иона дернулся, совладал с собой и глянул на упыря. Бучила приложил палец к губам.

Иона сглотнул, прокрался вдоль стены испуганно косясь на верх, и еле слышно спросил:

— Это чего?

— Хер его знает, — чистосердечно признался Бучила. — Паскуда какая-то балует. Выйди да погляди.

— Я лучше с тобой посижу, — Иона опустился рядом на корточки.

— А чего так? Ты же воин Христов, такому пара пустяков любую тварищу обратно в пекло загнать. Я ведь свою работу херово делаю, так ты поучи.

— Не начинай, — болезненно сморщился Иона.

Царапанье и мерзостное похлюпывание отдалились и снова приблизились, кто — то тщательно изучал крышу, разыскивая дорогу внутрь. С купола просыпались мелкие опилки и древесная труха. Оставалось надеяться на мастерство плотников, иной твари хватит махонькой щелки или дырки от выпавшего сучка.

— Сюда лезет? — хрипнул Иона.

— А ты догадливый малый, — уважительно посмотрел на попа Рух. — Хотя, может просто гуляет, скучно ей падле. Надоест и уйдет.

— А если пролезет? — не унялся воин Христов.

— Беги. Следом за мной и тикай.

— Ага, понял, — кивнул Иона и спохватился. — А Лукерья?

— Баба с возу, кобыле легше…. Да тихо-тихо, — успокоил вскинувшегося монаха Бучила. — Если пролезет, к Лукерье подходить не давай, отвлекай на себя, крестом осеняй, водой святою кропи. Это всякую нечисть задержит, а там уж я помогу.

Бучилина уверенность передалась монаху, Иона немного успокоился и перестал часто, с надрывом дышать. Лукерья читала громко, враспев, ничего не слыша вокруг, чем Руха немало порадовала: одной заминки хватит все прахом пустить. Нужно бы ей уши какими тряпками замотать, жаль, умная мысля приходит опосля…

Сырое причмокивание и вкрадчивый стук переместились с крыши на стену, и Рух живо представил сочащийся вонючей слизью кусок темноты и сгнивших костей, прилепившийся к потемневшему срубу. Тварь шарила по стене, огибая церковь по солнцу. Бучила уловил едва слышное цоканье, похожее на уколы в дерево сотен тоненьких игл. Иона вновь задышал с присвистом. Шуршание и игольчатый перестук отдалились и тут, совсем рядом, за стеной заплакал ребенок. Совсем крохотный, беспомощный и перепуганный, один, среди чудовищ и тьмы. Тут у любого сердце кровоточить начнет. Иона сделал неуверенный шаг к двери.

— Ты это брось, — пригрозил Бучила. — Даже если там и вправду дите, мы не откроем, пусть его хоть живьем сожрут на наших глазах. Выбирай Иона, один мертвец или четверо.

Плач превратился в жалостливое поскуливание. Иона всхлипнул, забился в угол и прикрыл уши руками. Худые плечи монаха тряслись в беззвучном рыдании. Скулеж перешел в обиженное всхлипывание избалованного ребенка, не получившего заветную сласть. У Руха противно заурчало в желудке, перед глазами стояла отвратительная картина: хныкающая тварь прикинувшаяся ребенком, хватает жертву, впиваясь сотнями пустотелых иголок, пульсирует и сокращается, жадно всасывая разжиженные мясо, внутренности и кровь. Всхлипывание переросло в низкий, горловой вой, исполненный разочарования, ненависти и лютой тоски, вой твари родившейся там, где властвует первородная тьма и демоны пожирают друг друга среди праха и древних костей. Вой резко оборвался и Рух перехватил поудобней внезапно потяжелевший тесак. Иона держался за распятие на груди, как за единственное спасение. Так утопающий хватается за всякий проплывающий мусор, вместо того чтобы успокоиться и лечь на воде.

— Давай больше свеч. Нужен свет! — приказал Рух. Это бы ровным счетом ничего не дало, но монаха было необходимо чем-то занять, пока страх не сожрал его изнутри.

Иона, весь побелевший, издерганный, бросился исполнять путаясь в рясе. Рух осторожно подошел к двери, слушая легкое потрескивание, шелест и чмоканье. Все стихло и через мгновение дверь сотряс сильный удар, засов выдержал, створки чуть разошлись и захлопнулись, пахнув сырым подвалом и застаревшим гнильем. Снаружи было тихо. Затаилась подлая мразь?

— Заступа! — подскочил Иона с перекошенной от ужаса мордой. — Там… там… — монах захлебнулся тыча в противоположную стену.

Бучила тут же забыл о хнычущей твари на улице. Бревна стены подсветились слабым синим сиянием, такое исходит от плесневелых грибов. Свечение росло на глазах, мертвенные отсветы расползались по дереву, пожирая лики святых и выпуская дымные щупальца, сухими языками облизывающими темноту. Порыв ледяного сквозняка едва не потушил свечи, по углам заметались тощие, злобные тени. «А говорят первая ночь самая легкая», — с горечью подумал Бучила. В замогильном свечении просматривалась изломанная, костлявая фигура, из стены вышла скрюченная лапа и в церковь, с заметным усилием протиснулся… призрак монаха Антония.

У Руха, от нервенного перенапряжения подкосились ноги. Антоний с натугой выползал из стены.

— Заступа, Заступа! — позвал Иона и видя, что упырь не реагирует, убежал в темноту.

— Доброй ночи, — Антоний робко улыбнулся. — Простите, без стука… фхр… рхр…

Подскочивший Иона, с налитыми кровью глазами выплеснул чашу. Промахнулся порядком, Антоний успел отдернуться и поток хлестнул его ниже пояса, там где мерцающая фигура расплывалась, вихрясь в темноте. Зашипело, Антоний начал расползаться на рваные лоскутья, шугнулся обратно, но сил пройти церковную стену уже не хватило.