Николай FrittVilt - Смерть на завтрак

— Дружище, антивирусная программа за мной, — я свернул все вкладки, а затем и вовсе очистил историю посещений. Жаль, что иной раз вот так вот в один лишь только клик нельзя поступить с собственной памятью. — Ты сегодня молодец, просто выше всяческих похвал! А вот я — болван, раз поверил во всю эту чушь! Но мне простительно, я ведь, черт возьми, душевед. Никогда не знаешь, откуда именно в следующий момент вылезет из меня очередной таракан.

Держу пари, будь он живым, мой электронный друг в тот момент мог бы даже от души рассмеяться, и причем — прямиком мне в лицо. Имел для этого все основания.

Я закрыл ноутбук, еще некоторое время неподвижно просидел в совершенно пустой комнате (однажды услышал за окном натужный звук спешащей на вызов кареты скорой помощи, несшейся в тот момент по улице), а потом лишь приказал себе не быть глупым, а лучше прямо сейчас поднять задницу с дивана, переодеться, да пойти на кухню и приготовить ужин. Почему-то вдруг страшно захотелось напиться, но в следующее мгновение я подавил в себе это предательское желание. Понимал: этим проблему не решить.

Впрочем… А было ли все это проблемой лично для меня?

Жаря на сковородке яичницу с беконом (майонез во все это дело я обычно всегда добавляю в самом конце; знаю, что вредно, ведь вес мой оставляет желать лучшего, а с такими темпами недалеко и до гипертонии), я все размышлял о том, что сегодня произошло. Старался смотреть на вещи с нейтральной (третьей, как я ее обычно называю) стороны. Получалось, что пришел ко мне на прием такой себе мистер Каррик (где только и взялся на мою голову, Боже ты мой?), да и рассказал вдруг о том, что владеет даром предвидеть смерть конкретного человека. Навел даже тому примеры (как-то бедная помощница мистера Стюарта, да неопрятная с виду жена хозяина закусочной), а потом еще и пожаловался на то, что, зная (действительно ли?) даты их смерти, совершенно ничего не предпринял с тем, чтобы предотвратить необратимые последствия.

Получалась, в общем-то, чушь собачья (как психоаналитик я должен был это понимать, ведь пациенты ко мне всегда захаживали совершенно разнообразные, и у каждого из них уж точно имелась за душой своя история — здравая и не очень), но что-то меня все же жгло.

— Вот ведь влип! — я как раз отправил в рот первый кусок своего королевского ужина (еще шипящий с огня), когда на автомате проговорил эти слова. — Так и умом тронуться можно. Полегче, дружище. Тебе абсолютно незачем сейчас переживать по этому поводу. Он больше не придет.

Взгляд мой совершенно случайно скользнул по ладони, где был записан номер телефона Уилфа. В мозгу мелькнула было лихорадочная (хоть, быть может, что и вполне себе здравая!) мысль о том, чтобы прямо сейчас схватить в руки трубку и набрать эти девять злосчастных цифр, но, как и с выпивкой несколько раньше, я вновь лишь подавил в себе это желание.

— В конце концов, ты можешь перезвонить ему и завтра, — тут же успокоил я себя, вновь отправляя в рот пищу. Майонез приятно обволакивал мои зубы и язык, и я буквально-таки чувствовал, как уже во рту он начинает свое не совсем здоровое влияние целиком на весь мой организм. — Он ведь никуда не денется, этот Уилф, да ж?

Спать я в тот вечер отправился поздно (для меня, по крайней мере). Обычно проваливался в царство Морфея никак не позже одиннадцати (после того, как смотрел итоговый выпуск новостей на Шестом канале, транслируемый ежедневно, кроме воскресенья, в десять тридцать), но тогда голова моя коснулась подушки аж полпервого утра. И всему виной тут — те проклятые размышления о бедной мисс Хатчисон и тоже бедной, но уродке, миссис Беггинс.

Получалась сущая ерунда и нелепица! Я понимал, что глупо и бессмысленно все время думать о них (не говоря уже о том, чтобы хоть сколько-нибудь анализировать имеющуюся у меня на руках информацию), но все же не переставал это делать.

Это было сродни самокопанию, вот только по природе своей являлось проблемой куда более серьезной.

Часы на прикроватном столике показывали без пяти минут час, когда я вдруг сообразил, что хочу отлить. Тяжело поднялся на ноги, сунул ступни в комнатные тапки и поплелся в уборную. Сделав там все свои дела, я вновь воротился к кровати, но обратно на нее ложиться не спешил. Нутром чувствовал (хоть это мое выражение сейчас и совершенно непрофессионально!) — так просто все это меня не отпустит.

— Что ж, — вновь обратился я к своим верным друзьям, стенам. — Тут два выхода (по крайне мере, я смотрю на это так) — первый: все-таки напиться до полусмерти и проспать потом ближайшие часов десять в полнейшем угаре, но не думаю, что это самый лучший из них. Выход номер два: продолжать копать этот проклятый грунт до конца, пока лично во всем для себя не разберусь и не поставлю, таким образом, в этой истории жирную точку.

Я вновь взглянул на часы. Прошло всего лишь паршивых семь минут, но мне показалось, будто миновала почти, что целая вечность. Бог ты мой, как иной раз бесчеловечно посмеивается над нами время, столь медленно продвигаясь вперед! И это не мной, к слову сказать, подмечено!

Я дал себе слово, что выжду еще полчаса, и если за это время меня не попустит и не склонит ко сну, то тут же ухвачу в руки телефонную трубку и позвоню мистеру Каррику. Откровенно говоря, боялся себе признаться, но мне нужно было, чтобы он меня…успокоил. Да, именно успокоил. Ведь далеко не всякий разум, доложу я вам, в который, словно бы плевком, забрасывают подобную обжигающую информацию, способен с ней должным образом совладать! Почему-то мне казалось, что Уилф бы меня во всем этом понял.

Я вышел из спальни и в крохотной прихожей опустился в мягкое, совсем немного прохудившееся кресло. Облизал губы. Рядом высилась небольшая полка с книгами, и я потащился одной рукой в том направлении, наугад выбирая что-нибудь себе в качестве снотворного. Ухватился за какой-то журнал, и когда поднес его к глазам, не без разочарования сообразил, что это «Космополитен».

— Боже мой, неужели я до сих пор читаю это дерьмо? — стены, как я давно уже понял, прекрасные собеседники. Они абсолютно никогда в жизни не задают вопросов. — Должно быть, пора бы и мне наведаться к мистеру Спайку.

Старина Спайк (а я мог позволить себе называть его так лишь только за глаза) был моим университетским преподавателем основ психоаналитики, и некоторое время по совместительству являлся личным «душеведом», как выразился о нас Уилфред Каррик сегодня в моем кабинете. Не знаю почему, но именно в этот момент я вдруг вспомнил о нем. Надо же, а ведь мы со стариком уже месяца три не говорили. В последний раз (еще в конце зимы) он как-то, помню, пожаловался мне на стремительно ухудшающееся зрение (когда тебе перевалило за восьмой десяток, мало что в твоем организме остается прежним), но сейчас, сидя в кресле с журналом в руках, я вдруг подумал, что это уж точно не помешает ему выслушать меня и дать дельный совет, если в этом все же возникнет такая необходимость. Или даже принять у себя своего некогда лучшего ученика и вытереть его слезки, потому как… «подошло».