Александр Васильев - Наш собственный конец света

Я просто больше ничего не боюсь. Моя мечта превратилась в миссию и отказаться от неё, значит потерять все. Пусть я всего лишь одна боевая единица из многих, но я столь же важна, как и любой другой пилот. Я исполню свою миссию. И словно Берсерк буду бороться до последнего.

«Какие громкие слова», — скажешь ты.

А я отвечу, что это все твои слова, только сказанные мной. Если у кого-то и когда-то были сомнения по поводу моей психологической устойчивости, то спустя почти девять месяцев боевой подготовки я готова развеять их все в раз.

Я не хочу сказать, что я стала роботом с определёнными кем-то заданными командами. Я до сих пор остаюсь человеком. Но человеком со стойким эмоциональным фоном.

Последние месяцы дали мне больше чем вся моя жизнь, а последние две недели взрастили во мне полный самоконтроль.

Но это то, что есть сейчас.

А что будет, когда придёт агрессор?

Страха нет, но некая неуверенность в себе присутствует, все же мы не обладаем достаточным знанием об агрессоре, И как противник поведёт себя в бою — неизвестно. Теоретики создали тысячу возможных вариантов развития событий, но при скудности наших знаний, может оказаться так, что они даже близко не подошли к их возможностям.

Что ж, что покажет агрессор неизвестно, но и мы не с голыми руками.

«Как бы не было, что мы на танк с вилами полезем?» — выразился один пилот на лекции по теории поведения противника. И все вдруг замолчали. Никто не знал, что ответить. А потом лектор произнес, что даже эти вилы найдётся куда воткнуть; главное — не сдаваться и продержаться первый бой, а то второму вилы модифицируют. И наконец все засмеялись, но с облегчением или с иронией, кто знает. Я улыбнулась с надеждой.

Дорогой, Кото, в тот момент я вспомнила все твои речи, который ты горячо выплескивал под мостом Устойчивой Надежды (я все же вспомнила как он назывался) о том, что мы обязательно победим. Я верила тебе, пусть и слепо, но верила. А ведь на тот момент мы знали ещё меньше, можно сказать, совсем ничего. Но ты упорно продолжал настаивать, что каким бы ни был агрессор, Япония найдёт что ему ответить; в бытность самураи с мечами шли против порохового оружия. И даже, если проигрывался один бой, то не война в целом.

Эх, милый Кото, твои бы речи, да всем пилотам перед битвой.

Нам всего-навсего пожелали удачи, да приказали держаться как можно дольше. Ничего, кроме иронии, их слова не вызвали в нас.

Как бы мне хотелось сейчас прижаться к тебе, почувствовать твой запах, ощутить биение твоего сердца. Просто обнять, хотя бы ещё раз.

Кото, прости, что я не смогла прийти в тот день. Я задержалась на сдаче предварительных тестов в академию и опоздала на обратный синкансэн.

Если бы я только приехала вовремя. Я уверена, что у нас хватило бы времени, чтобы уйти из того района. Только если бы я успела на свой синкансэн.

Прости меня, Кото.

Прости, что так и не сказала тебе тех слов. Я все время ждала более подходящего момента, более спокойного времени. Но эта война не дала мне и шанса. Хотя в тот день я вполне могла бы тебе признаться, ведь ты собирался сводить меня в ресторан на мой шестнадцатый день рождения.

Прости, Кото, что все так получилось. Я не смогла уберечь наше счастье и провалила самый главный экзамен в своей жизни.

Дорогой, Кото, я верю, что мы обязательно встретимся. Если эта война смогла разорвать нашу связь, то она же сможет вновь соединить нас вместе. И тогда я более не буду колебаться, — все сомнения давно развеяны и моя наивность и глупость канули в лету, — я просто брошусь к тебе в объятия и после долгого поцелуя, наконец, скажу то, что давно хотела, но почему-то боялась.

Милый, Кото, твой голос до сих пор звучит у меня в голове, а моё тело вспоминает твои нежные объятия и тепло твоих рук. И именно с этими мыслями, в мой семнадцатой день рождения, я вступлю в бой с агрессором, похитившим часть моей жизни.

Но я не собираюсь мстить, — это чувство будет только мешать, — я буду бороться за права тех, кто все ещё ждёт своё счастье, кто хочет жить в нормальном и спокойном мире. Я ринусь в бой, чтобы потом кто-то все же смог сказать простые, но такие важные слова: Я люблю.

Да, я люблю тебя, Кото, и всегда любила. И я пронесу нашу любовь сквозь войну, мимо самой смерти и когда мы встретимся вновь, уже никто не сможет нам помешать.

Как же сильно забилось моё сердце, пока я писала эти строки.

Дорогой, Кото, это всё для тебя: моё сердце и моя жизнь.

Но нам пора прощаться; я уже чувствую, что звучит набат — час «X» настал.

Синхронизация 90 процентов, все системы приведены в боевую готовность. Мир замер.

Пожелай мне удачи.

Я люблю тебя, Кото.

Сообщение сохранено

Отправить? «Да», «Нет»…

После возникшего на экране вопроса, Тихиро колебалась всего секунду. Прикрыв глаза, с тяжелым вздохом, она как всегда нажала клавишу «Нет» .

Телефон пискнул и очередное сообщение никуда не ушло.

Девушка медленно подняла взгляд и посмотрела на бортовые мониторы. Поверх изображения окружающего меху пространства, находились десятки полупрозрачных консолей, различные символы в которых говорили о состоянии робота и её тела. Пробежав глазами по постоянно переписывающимся строчкам, Тихиро вновь убедилась, что готова к бою. И полная решимости, с легкой улыбкой на губах и огнём в глазах, закрыв телефон раскладушку и кинув его под кресло, крепко ухватилась за рычаги управления.

«Если бы я только успела на свой синкансэн, — подумала Тихиро, вновь проверяя показания мониторов. — Сидела бы я сейчас в этом кресле? Может быть мы погибли бы оба».

« Мы бы все равно не успели спастись , — прозвучал в её голове мужской голос. — Перестань уже винить себя в моей смерти ».

— Кото!

Экраны мигнули и показали врага. Раздался сигнал тревоги.

В душе загремел набат, улыбка сменилась оскалом, огонь в глазах взметнулся пламенем ярости.

И громко закричав, Тихиро взмыла в небо.

За окном тихо падал снег. Он медленно кружился в слабом дуновении ветра и не спеша ложился на давно запорошенный подоконник. Бесчисленные сугробы покрывали небольшой двор. Еле заметным углублением проглядывала занесенная снегом тропинка.

Солнце садилось, но его желтый диск еще с утра скрывался за серыми тучами и белыми хлопьями.

В комнате царил серый полумрак. Единственное окно, наполовину занавешенное тяжелой шторой, давало мало света. А перегоревшая с утра лампочка мертвым грузом висела с потолка. И только монитор ноутбука слабо рассеивал серую тьму.

Сидевший за столом мужчина откинулся на спинку стула и взглянул на закопченную лампочку.

За весь день его пальцы не отбили ни одной строчки, а в голове не родилось ни одного целого предложения.