Татьяна Корсакова - Лабиринт Медузы

В дверь постучали в тот самый момент, когда Ника вышла из душа. На пороге стояли двое: Тереза Арнольдова и горничная. В руках у горничной было что-то струящееся, с виду совершенно невесомое.

– Ваш наряд для предстоящего торжества, Доминика. – Тереза сделала знак, и горничная бережно разложила все принесенное на Никиной кровати, а потом почти бесшумно удалилась.

Горничная удалилась, а Тереза Арнольдовна осталась.

– Через полчаса к вам придет стилист, попробует что-нибудь сделать с вашими волосами.

Змеи обиженно зашипели, им не нравилось, когда их тревожил кто-то, помимо Ники и Серебряного.

– А пока примерьте вот это. – Тереза раскрыла черную бархатную коробочку, которую все это время держала в руках, внимательно, почти с любовью изучила ее содержимое. Ника тоже изучила. Украдкой.

Это был гарнитур: серьги, подвеска и диадема невероятной красоты.

– Что это? – Нельзя выходить из роли. Пусть даже Тереза Арнольдовна ей не враг. Кажется, еще не время.

– Это подарки от Агаты, украшения, которые вам надлежит надеть этим вечером. Позвольте, я вам помогу.

Дожидаться разрешения Тереза не стала, не прошло и минуты, как серьги оказались у Ники в ушах, диадема в волосах, а подвеска заняла место медальона.

– Это придется снять на время церемонии. – Медальон лег на журнальный столик камерой вниз. Случайно или специально? В последнее время Нике начало казаться, что она сходит с ума. Слишком много подозрений, слишком много подозреваемых. – Перед тем как вы отправитесь в лабиринт Медузы, его вам вернут, а пока придется довольствоваться той программой, что есть у вас в телефоне.

– Как я выгляжу, Тереза Арнольдовна?

Ника коснулась руками диадемы, улыбнулась. В этом доме врут, кажется, все. Но при общении со слепым человеком можно не следить за выражением своего лица, а ей важно знать, кто враг, а кто друг. Вот Тереза Арнольдовна, скорее всего, и не враг, и не друг, на ее безоценочное суждение можно положиться. Наверное…

Дрогнули уголки поджатых губ, сощурились миндалевидной формы глаза, раздулись тонкие, изящно вырезанные ноздри. Тереза Арнольдовна могла бы быть очень красивой женщиной, если бы не этот холодный, куда холоднее нездешнего ветра, взгляд. Не друг… точно не друг.

– Вы выглядите достойно, Доминика. – А взгляд изменился, поплыл и потеплел, словно бы Тереза вспомнила что-то приятное.

– Достойно чего? – Больше нельзя смотреть и анализировать. Пусть Тереза видела данные ее медицинских обследований, пусть она абсолютно уверена в ее слепоте, но больше смотреть нельзя. Нужно расфокусировать и отвести взгляд. А еще задать какой-нибудь ничего не значащий, нейтральный вопрос.

– Достойно того, чтобы быть ее внучкой.

– Агаты?

– Да. Вы с ней очень похожи. Вы похожи на нее куда больше остальных ее внучек.

– Не знаю. Мне тяжело судить.

– А мне легко. – Невинная фраза, почти комплимент, а прозвучала как приговор. Нужно прекращать подозревать всех и вся, так и до беды недалеко. – Чуть не забыла. – Из складок пышной юбки Тереза Арнольдовна достала изящный хрустальный флакон, сняла крышку. – Еще один подарок от Агаты, духи ручной работы, эксклюзив. Вы ведь уже после душа, давайте я помогу вам их правильно нанести.

– Правильно?

– Это тоже своего рода наука.

Тереза Арнольдовна говорила, а тем временем медленно и совершенно бесшумно надевала перчатки, тонкие латексные перчатки… Сначала перчатки, а потом и респиратор…

Не друг, теперь уже точно не друг. А тогда кто? Неправильный вопрос! Правильный вопрос будет звучать так – что в хрустальном флаконе? И еще один немаловажный, наверное, даже жизненно важный вопрос: что ей теперь делать, как защищаться от этой неведомой, но такой ощутимой опасности?

Ника бы что-нибудь придумала. Если бы пришлось, вышибла флакон из Терезиных рук. Как-нибудь нечаянно, сослепу. Флакон крепкий, от падения на ковер он точно не разобьется.

Импровизировать не пришлось. В тот самый момент, когда она уже почти решилась, в дверь снова постучались.

– Ника! Ника, юная нимфа! Открывайте поскорее дверь! Рафик Давидович пришел к вам с подарочками!

Вот у Рафика Давидовича для нее тоже подарочки…

А Тереза Арнольдовна уже снимала перчатки и респиратор. Ее лицо не выражало вообще ничего, даже раздражения.

– Я поставлю духи на журнальный столик, Доминика. Когда этот старый сатир уйдет, непременно ими воспользуйтесь. Поверьте, это особенные духи.

В том, что они особенные, Ника даже не сомневалась. Ей бы дыхание восстановить.

Дверь Рафику Давидовичу открыла Тереза.

– О, Тери! И ты тут! – Шеф-повар говорил громко и улыбался широко. – А я вот решил навестить наших девочек, подбодрить, так сказать, сладеньким! – Он сунул под нос Терезе накрытый салфеткой поднос.

– Я уже ухожу, Рафик. И ты не задерживайся, мне кажется, у нас всех еще очень много дел.

– Мои дела без меня не пропадут! – Рафик Давидович легкомысленно взмахнул рукой и с невероятным для его крупной комплекции изяществом протиснулся мимо Терезы Арнольдовны в комнату, пробасил: – Ну, где тут моя красавица?

– Я здесь! – Ника помахала рукой. Просто так, в пустоту помахала, даже не совсем Рафику Давидовичу. Она же ничего не видит. – Проходите, пожалуйста!

Он вошел, а Тереза вышла. Хрустальный флакон, как и обещала, оставила на журнальном столике. Там же, на столике, Рафик Давидович пристроил свой поднос.

– А что это вы меня сегодня весь день игнорировали, юная леди? – спросил он с обидой в голосе. – Ни на завтрак, ни на обед не приходили. Не нравится вам стряпня Рафика Давидовича?

Он говорил, а сам очень внимательно изучал флакон, даже в руки его взял, даже к глазам поднес.

– Нравится, Рафик Давидович! Очень нравится! Мы просто весь день провели в городе. Там и перекусили.

– Нехорошо! Ах как нехорошо питаться всякой бесполезной сухомяткой! – Рафик Давидович с досадой покачал головой. За ним было очень интересно наблюдать. Вернее, наблюдать за тем, с каким вниманием он изучает ее комнату.

Еще один и не друг и не враг? Или тоже больше враг, чем друг? Или кто?..

Изящным движением руки он сунул хрустальный флакон в карман своей поварской куртки, во взгляде его черных глаз промелькнуло странное, не поддающееся идентификации выражение. Промелькнуло и исчезло, а широкое лицо расплылось в белозубой улыбке.

– Ничего, Рафик Давидович исправит этот непорядок, Рафик Давидович не может допустить, чтобы его девочки проходили инициацию впроголодь!

– Я не голодна. – Серебряный велел не есть и не пить ничего подозрительного. Кажется ли Рафик Давидович подозрительным? На первый взгляд нет, он всегда приходил к Нике с гостинцами и кофе. А на второй – очень даже. Ей сейчас все кажутся подозрительными. Какой-то вселенский заговор…