Елена Блонди - Карты и сновидения [СИ]

Не «его», поправил сам себя, макая перо, вытаскивая дрожащую нить, и снова опуская заточенный кончик в горлышко, а правильнее — «их». Кто их тут знает.

Выпрямляясь, обтер кончик пера и уложил его на подставку. Хватит маяться ерундой, пора признаться себе — работа не идет. И вообще, кажется чем-то неважным и несерьезным. В самом деле, зачем он рисует все эти карты? Первое время, когда попал сюда, ночами не спал, похудел килограмм на пять, наверное. Роскошно выделанные тончайшие пергаменты, которые не порвешь, такие прочные. Перья, с виду годящиеся только для украшения, но послушные, кажется, сами рисуют нужные вензеля и завитки. Бережно-осторожное отношение окружающих. Тихо, на цыпочках мимо драпировок на входе, не шуметь и не мешать — весенний муж великой Неллет занят делом.

Андрей ушел к стене, со всего маху уселся на лавку, забросанную вышитыми подушками. Устроил на лавке согнутую ногу, обнимая ее руками, положил на колено подбородок. Надавил посильнее, пристально глядя на дверь. В каюте пошел бы пожрать, на камбуз, сделал яичницу, или там чаю заварил. Потрепался с Данилычем, кивая на его мерные то жалобы, то случаи в инпортах. А тут достаточно дернуть шнур колокольчика или нажать кнопку вызова. Явится тихая девушка со светлой улыбкой. С подносом всякой жратвы и разного, обязательно вкусного питья. На выбор. Но если по чесноку — жрать-то неохота. И пить. Просто эти ночные посиделки были родными, привычными. Тут, все конечно, очень круто, но совершенно другое. И пока Неллет не сказала ему, о возможности остаться навсегда, то все воспринимал увлекательным приключением, все было в плюс и в радость. Но остаться? И к самой Неллет не очень пойдешь с разговорами о сомнениях. Она засыпает все чаще и надолго. Может проспать несколько суток, потом очнуться на пару часов, и снова в сон. Лежит, красивая, тихая, руки поверх покрывала, волосы аккуратно разложены по вышитой ткани, будто вокруг лица — солнечная корона. Совершенно прекрасная. И ужасно ее жалко. Бросить — ну просто невозможно. Особенно после старого воспоминания. Получается, жил, храня его в себе, мечтал встретить. Встретил, очаровался, конечно. А потом — в кусты? Даже не потому, что плохо с ней. И Башня, как ни странно, с каждым прожитым тут днем становится ближе, будто прирастает к его душе, восхищая безмерно. А еще оказалось — он всегда может звонить домой, и даже перемещаться, привет-привет, я тут из рейса, погостить, и после — пока, буду через полгода. Надолго уходить получится здешней зимой, когда Нель спит неделями, не просыпаясь. А если вдруг что случится, его сразу выдернут, позовут. Не потому что он такой великий спаситель Башни. А потому что проснувшаяся принцесса должна получать помощь. Обычную, самую такую интимную. Собственно, теперь Андрею понятно, зачем ей институт весенних мужей. Мужчина, который делит с принцессой ложе, он ближе всех к ее слабостям. Негодящие не попадают даже в списки, а из заботливых выбирают наилучшего, который не подведет. И ежегодная смена мужчин тоже логична, зачем привязываться друг к другу, если время неумолимо разносит пару, оставляя женщину вечно молодой.

Андрей поежился, укладываясь на лавку и теперь рассматривая потолок — очень внимательно. Это был шок, узнать о том, что юная с виду девочка, которую и женщиной назвать неловко, оказывается, живет, ну не вечно, разумеется, но уже несколько сотен лет. И ничего не забывает? Это что-то кромешно невообразимое. Как она засмеялась, когда он, переварив сказанное, попытался поразмышлять. О ее памяти, и ее опыте. Сказала: невообразимое — не стоит воображать, мой весенний. А то можно потерять рассудок. Воображай лишь то, что само приходит в голову, но там уже летай без страха, не останавливая себя.

Но поесть все же хочется, решил Андрей, вставая и надевая рубашку. Вообразить бы родную яичницу, яркими желтыми глазками на белых кляксах. По бокам пузырится прозрачный жирок, брызгает, обжигая кожу.

Вот, даже запах почудился!

Он шагнул к двери, решая, не буду звонить, пойду наугад, где тут столовая, рядом, наверняка должна быть кухня. Но тут штора откинулась, пропуская девушку с подносом. Короткие волосы схвачены жгутом из свернутой косынки, щеки круглые, глаза блестят. А на подносе — та самая, только что воображенная им яичница в расписной плоской тарелке, с горкой зелени, насыпанной с краю.

— Э… — Андрей посторонился, придерживая занавесь. Девушка вплыла, плавно обходя его, но глазами стрельнула, губы изгибались в сдерживаемой улыбке. Поставила поднос на маленький столик у стены и, поклонясь, встала рядом, сминая пальцами край короткого передника.

— Это вкусно, — сказала, не дождавшись слов, — спасибо тебе, внешний весенний, за новую прекрасную еду. Ешь.

— Спасибо, — Андрей все стоял у двери, — а это?…

— Я-ич-ница, — запинаясь, проговорила девушка, — так? Я правильно говорю новое слово? Толстые птицы живут у нас хорошо, делают круглые яйца, а еще они смешные. Пушистые и громко кричат.

Они еще и вкусные, хотел сказать Андрей, но воздержался. Вдруг придется учить кухарочек разделывать и ощипывать смешных толстых птиц.

Девушка уходить не собиралась, несмотря на выразительный взгляд хозяина. Шагнула к расстеленной карте, наклонилась, рассматривая океаны и материки, испещренные надписями. Шевеля губами, читала шепотом, иногда поворачивая к Андрею круглое лицо. Он кивал, мол, все верно. И она увлеченно разглядывала дальше.

— Вот, — палец повис над материком, с краями, изгрызенными длинными заливами, — туда уходят те, кто засыпает навечно.

В уверенном голосе не было вопроса. Его задал Андрей, помня, как рассеянно чертил, задумавшись, удивился незнакомым берегами и кивнул, пусть остается таким, придуманным.

— Откуда знаешь? Почему так решила?

— Ты решил, — удивленно поправила девушка, — если начертал берега и горы… — она быстро произнесла какое-то сложное название, — теперь это будет здесь.

Андрей пожал плечами.

— Может быть, это просто страна. Живая. А не какой-то рай для ушельцев.

Она резко шагнула от стола, глаза стали круглыми, руки сплелись, топыря пальцы.

— Не говори о них! Тебе нельзя!

— Да что я такого сказал? — Андрей растерялся, пытаясь вспомнить фразу.

— Ты хотел поесть, — поспешно перебила его девушка, — горячее еще, вкусно.

— Не хочу. Перехотел. Ладно, скажи тогда о карте. Что ты там говорила, я, мол, решил? Это можно спрашивать?

Девушка оглянулась на выход. Подняла на Андрея круглые глаза, карие, в коротких ресницах.

— Мне вернуться надо. Алисея строга, а у меня еще много работы.

— Я с тобой, — решил Андрей, — прогуляюсь хоть. Там у вас кухня, да? Тебя как зовут-то?

— Айтин. Еще Тинна, так мама звала.